Моя попытка прожить жизнь Бессмертного Даоса VIII - Ваня Мордорский

Горе матери обрушилось на меня лавиной, и я едва не застонал от боли.

Я хоть и прожил целую жизнь, такой боли никогда не испытывал. Это было что-то другое. Материнская любовь и отчаяние от невозможности защитить своих детей.

Тяжело…

Чужая жизнь, пропущенная через себя — это слишком тяжело.

Это были не просто воспоминания — я жил! Я чувствовал вместе с ними!

Злые духи, которых я изгонял, и просто обычные души, которых я упокаивал, — я никогда не смотрел внутрь них.

Даже когда я смотрел воспоминания других Праведников, там всё было иначе, ведь они уже давно были не обычными людьми — их чувства и эмоции были ровнее, приглушеннее, они долго отрешались от мирского. Именно поэтому в их воспоминаниях не было такого… НАКАЛА!

Накала, сжатого в точку — болезненной человеческой жизни.

Потом пришел старик — и с ним чувство невыносимого одиночества. Он умер в полном одиночестве, забытый всеми, кого когда-то любил. Его последняя мысль была не о боли, а о том, что никто даже не заметит его ухода. Вся его жизнь были сплошные ошибки и упущенные возможности. Его сожаления тяжелыми камнями ложились на мою душу. Миг назад чужие, через секунду — мои.

Я не хотел…не хотел так жить…не хотел…

Твоя жизнь не была напрасной. Ты дышал. Ты видел рассветы. Ты был частью этого мира. Этого достаточно. Ты был.

Души летели ко мне одна за другой, как мотыльки к пламени. И каждая несла свою уникальную боль, свою историю страданий.

Старый торговец, который обманывал покупателей всю жизнь, а в конце понял, что потерял собственную душу.

Кто я? Кто я такой? Я же был хорошим… когда-то я был хорошим мальчиком, который просто хотел иметь еды в достатке… Как всё скатилось к этому?.. К бесконечному обману… Прости меня…прости…я знал, что поступаю неправильно, но не мог остановиться…

Прощения он просил у самого себя, у того маленького мальчика, которым помнил себя.

Еще одна…душа…

Еще одна…

Еще…

Старик-ремесленник, который всю жизнь работал с деревом и создавал прекрасные вещи своими умелыми руками. И всё равно его душа была полна сожалений.

Я так и не научил внука всему, что знал сам… Кто теперь будет хранить наше ремесло? Он не захотел быть как я…он захотел большего. Куда уйдут те секреты… Те нюансы, которые я постигал всю жизнь?..Они ушли со мной… Я никому их не передал…

Его печаль о несбывшихся планах, о разорванной цепи поколений текла через меня, как холодная река. Я видел его мастерскую, недоделанную колыбельку для правнука, инструменты, которые больше никто не возьмет в руки.

С каждой душой боль становилась сильнее. Не физическая — душевная. Я впитывал в себя их последние мысли, страхи, надежды, которым так и не суждено было сбыться.

Любимый…я так хотела сказать тебе…хотела…

Девушка, не успевшая признаться в любви.

Больно…так больно…когда это кончится…пожалуйста, побыстрее…

Ребенок, умерший от болезни.

Я не просто слышал их — я становился ими на мгновение. Чувствовал их любовь, их страх, их последние надежды.

Вам не нужно больше страдать.

Их голоса сливались в хоре страданий, который оглушал и разрывал сознание:

Помоги нам…

Освободи нас…

Мы не хотим больше страдать…

Верни нас домой…

Позволь нам уйти…

Я чувствовал, как мое собственное «я» начинает растворяться под весом чужих переживаний. Грань между мной и ими стиралась. Их воспоминания становились моими, их боль — моей болью.

«Ван, ты не выдержишь!!! Это безумие! Ты впускаешь их в свою душу! Прерви процесс! Ты потеряешь себя!»

Я не мог, да и не хотел прерывать этот процесс. Я знал, что справлюсь.

Души нуждались во мне. Они цеплялись за меня, как утопающие за соломинку.

Я был их единственной надеждой на освобождение.

Сотни голосов сливались в один хор боли. Но самыми страшными были детские голоса. Их было меньше, но каждый пронзал душу острее клинка.

Не уходи…не оставляй меня одного…

Я хочу домой…хочу к маме…

Мне страшно…так страшно…

Слеза Святого в моей ладони пульсировала всё ярче, будто отвечая на голос каждой из сотен душ. Ее сияние действительно обволакивает каждую душу, даруя короткие мгновения забытья и облегчения за долгие годы мучений.

Хранилище Сознания работало на пределе возможностей. Оно структурировало поток чужих душ, не позволяя им полностью растворить мою личность.

Сто… Двести… Триста душ…

Я переставал понимать, где мои пределы… Насколько огромна моя душа, способная вместить в себя весь этот объем и не сойти с ума.

И среди этого хора страдающих душ я услышал другие голоса. Тихие, почти неслышные, как робкое «спасибо», сказанное от всего сердца.

Спасибо…

Ты понял нас…

Ты не отвернулся…

Мы больше не одиноки…

Уже не больно…

Добавил детский голосок.

И в этот момент, когда почти справился с потоком душ, я ощутил ее присутствие.

Печать Мастера Инь-Ян висела в центре водоворота, пульсируя черно-белым светом. Она была не просто Символом — она была живой, древней волей, которая наслаждалась страданиями душ. Веками она питалась их болью, становясь всё сильнее, всё более прочной и порочной.

Интересно, — раздался в моей голове чужой голос, холодный и полный презрения. — Праведник решил поиграть в спасителя? Ты думаешь, что можешь что-то изменить?

Но я в этом голосе почувствовал не силу, а наоборот — страх.

Это не был настоящий Мастер Инь-Ян. Это был всего лишь слепок его мощной Воли, способной в отрыве от своего хозяина на такое.

Печать Мастера Инь-Ян чувствовала, что теряет контроль над душами. Она пульсировала злобной энергией, пытаясь вырвать их из моих объятий и вернуть в водоворот мучений. И у нее не получалось. Моя Просветленная Ци, усиленная Слезой Святого, создавала вокруг душ непроницаемый кокон защиты.

Ты ошибаешься, — сказал я печати, и в моем голосе звучали сотни других голосов. — Я не играю в спасителя. Я просто делаю то, что должен делать Праведник. Проводить застрявшие души дальше.

И что же может сделать жалкий червь против творения великого Мастера? Ты слаб! Эти души тебя разорвут, а я перемолю твою душу и стану еще сильнее.

Я могу показать тебе то, чего ты никогда не знала.

Печать была порождением дисбаланса — абсолютного Инь без капли Ян. Она существовала только за счет отсутствия своей противоположности. Именно она заставляла души испытывать постоянную боль и сожаления, хотя в душах были и светлые воспоминания, и я это точно знал. Потому что я их видел — эти светлые воспоминания.

Но что произойдет, если