Арагонская Ост-Индская Компания (СИ) - Распопов Дмитрий Викторович

— Думаю, не стоит вам ждать целую неделю, синьорина Орнелия, — когда Камилла принесла еду и косо посматривая на девушку, которая со мной завтракала, накладывала мне, я обратился к венецианке, — отправимся сразу в мастерскую этого вашего художника, где я сам попрошу его нарисовать ваш портрет.

Глаза девушки широко распахнулись, а грудь стала чаще вздыматься, вызывая неодобрительный взгляд Камиллы на всё это.

— Но ваше сиятельство, синьор Беллини, не берёт заказов, — едва ли не жалобно сказала она, — к тому же я ведь говорила вам, что они готовятся к отъезду в Падую.

— Дорогая Орнелия, — улыбнулся я, — я не встречал пока в своей жизни художника, который бы мне отказал. У меня просто дар убеждения творческих людей.

Глаза Орнелия засветились радостью и даже немножко обожанием.

— Тогда я с радостью покажу вам всё, ваше сиятельство! — с придыханием сказала она.

Когда сладкая парочка вышла из дома, Камилла показала рукой на венецианку, чуть ли не прилипшую к маркизу, хотя тот был в два раза её ниже по росту и передразнила её.

— Я с радостью покажу вам всё, ваше сиятельство!

Жюльетта недоумённо посмотрела на Камиллу и той пришлось объяснять ей очевидное.

— Учись дурёха, — хмуро сказала она, — ты в свите маркиза уже второй месяц, а первая же попавшаяся смазливая девица уводит его у тебя прямо из-под носа.

Француженка широко распахнула глаза.

— Синьора Камилла! Как можно! Она этим показывает только свою распущенность!

Римлянка изумлённо посмотрела на и правда дурёху, которая в свои годы несмотря на свою красоту никого не заинтересовала из мужчин и видимо небольшое приданное было лишь частью из этой проблемы.

— Бедняжка, — жалостливо посмотрела она на Жюльетту, — и как ты жить-то дальше собралась? Ну, ладно, дело твоё.

Сказала она, отправляясь заниматься делами по хозяйству и оставляя француженку в полном непонимании, что сейчас было и за что, её назвали глупой.

Глава 10

Сидя в лодке, десяток которых было приготовлено для меня и моей охраны, и слушая бесконечную трескотню Орнелии, я задумчиво смотрел по сторонам, пока мы плыли к мастерской Беллини. Венеция, в отличие от своего извечного морского соперника Генуи, явно была сейчас в расцвете сил. Контраст был настолько очевидный, что бросался в глаза, всё начиная от домов простых горожан, лодок, дворцов, церквей и соборов выглядело если и не нарядно, то как минимум красиво. Обо всём заботились, всё чистили, так что Светлейшая предстала передо мной словно невеста в день венчания.

— А вот мы и прибыли, ваше сиятельство, — сквозь мои мысли о городе пробился голос Орнелии и я перевёл взгляд на неё, возвращаясь в реальность.

Она показала на трёхэтажный небольшой домик, как обычно здесь, внизу была семейная мастерская, а на двух остальных этажах жила вся семья Якопо Беллини, который и являлся на настоящий момент главой этого рода художников и основным владельцем мастерской. Как меня заверила Орнелия, раньше он тоже был очень знаменит, но со временем сын затмил славу отца и сейчас именно Джентиле Беллини является самым востребованным художником для церкви и венецианских нобилей.

Сойдя с лодки, мы пошли к мастерской, при этом часть охраны осталась снаружи, часть вошла первой, так что когда мы с девушкой вошли в мастерскую, нас уже с поклонами встречали два мужчины.

— Ваше сиятельство, какая честь видеть вас у себя в мастерской, — более пожилой мужчина, наверно сам Якопо Беллини, низко мне кланялся.

— Благодарю вас мастер, — улыбнулся я, — мне тоже приятно оказаться в доме художника, чья слава вышла далеко за пределы Светлейшей.

Мужчина поощрённое улыбнулся и снова мне поклонился.

— Я слышал вы должны ехать в Падую? — перешёл я к цели своего визита.

— Да ваше сиятельство, вещи уже собраны, мы должны выехать через три дня, — ничуть не удивился он моей информированности.

— Сколько вам должны заплатить за работу в базилике Святого Антония? — поинтересовался я у него.

— Работа довольно объёмная, ваше сиятельство, — просто ответил он, — мы едем всей семьей, так что почти за полгода работы нам обещали три тысячи флоринов.

— У вас есть письменные принадлежности? — удивил я их просьбой, а когда нужное было мне предоставлено, я достал пустой вексель, вписал туда сумму в три тысячи золотых и протянул его Хансу.

— Отправь пожалуйста епископу Падуи это пожертвование на базилику Святого Антония, с моей небольшой просьбой, что мастера Беллини задержатся в Венеции на месяц, чтобы написать для меня портрет. Ответ пусть пришлёт как можно быстрее.

Швейцарец взял вексель, склонился в поклоне и под ошарашенными глазами художников пошёл отдавать приказание отвести вексель, а я же повернулся к обоим Беллини.

— Думаю письмо от епископа Падуи мы получим весьма скоро, — улыбнулся я им, — так что вы можете никуда теперь не спешить.

То, с какой лёгкостью я пожертвовал громадную сумму на церковь, впечатлило всех, не только Беллини, но и мою спутницу, смотревшую на меня теперь, словно на сошедшего с небес Мессию.

— Я услышал в вашей речи, слово «портрет», ваше сиятельство? — первым пришёл в себя хозяин дома.

— Да, мастер, — кивнул я, — моя очаровательная спутница давно мечтала получить портрет работы вашего сына, так что ему не будет трудно нарисовать его для неё и меня?

Ответил мне уже сам Джентиле Беллини.

— Ваше сиятельство, я с радостью нарисую портрет этой прекрасной синьорины.

— Я слышал вы берёте за подобные работы пятьсот флоринов, мастер? — обратился я к нему.

На что он просто, но с достоинством кивнул.

— Если вы добавите к рисованию портрета ещё несколько уроков живописи для меня, чтобы я понимал суть вашего искусства, — улыбнулся я им, снова удивляя всех своей необычной просьбой, — то я готов заплатить вам за старания три тысячи флоринов, за портрет и уроки.

— Мы согласны, — едва услышав сумму, тут же ответил глава дома, а самому Джентиле Беллини оставалось только поклониться, подтверждая слова отца.

Он лишь спросил у меня.

— У вашего сиятельства уже есть опыт в живописи, чтобы я понимал ваш уровень?

Как и в случае в Генуи мне пришлось ответить, что проще показать, чем объяснять. Мне тут же предоставили бумагу, уголь и художники стояли за моей спиной, когда я рисовал смущённую Орнелию. На это потребовалось не больше получаса, всё же мои навыки в рисовании углём из-за постоянной практики, прогрессировали семимильными шагами, так что когда я закончил и передал рисунок Беллини, они изумлённо переглянулись, смотря на получившийся результат.

— Подождите, ваше сиятельство, — Джентиле Беллини неожиданно бросился к лестнице наверх и вскоре вернулся оттуда с чёрно-белой репродукцией моей собственной картины, изображавшей Бенедетту Салимбени, — это ведь ваша работа? Я только сейчас понял, что не может быть таких совпадений и двух маркизов де Мендоса.

Я с таким огромным изумлением посмотрел на репродукцию, особенно оттого, как она вообще оказалась в их доме, да ещё и в Венеции, что удивлённо спросил.

— А как это попало к вам?

— Ваше сиятельство, — оба Беллини синхронно покачали головами, — вы точно не из мира искусства, но поверьте, если где-то появляется работа, которая привлекает большое внимание людей, то поверьте, уже скоро её изображения появятся во всех мастерских, что следят за тем, какие приёмы и навыки используют другие художники.

— Это всего лишь моя вторая работа в цвете, — вздохнул я, — и очень далека от совершенства. Я поэтому и хочу научиться рисовать лучше, беря уроки у признанных мастеров, например таких как вы.

— Мы, к сожалению, не видели цветной оригинал, ваше сиятельство, — печально ответил Джентиле Беллини, — но определённо у вас чувствуется базовая флорентийская школа, с капелькой миланской работы с тенями.

— Всё так и есть, моими учителями были фра Филиппо Липпи и Пьетро да Милано, — изумлённо я посмотрел на художников, которые по чёрно-белой копии рисунка так много поняли. Они поощрённое улыбнулись мне.