Ревизор: возвращение в СССР 45 (СИ) - Винтеркей Серж

Впрочем, долго мучиться не пришлось. Отец, помыв руки и переодевшись в домашнюю одежду, поманил его к себе в кабинет. Мать за ними не пошла. Она очень серьёзно относилась к разговорам отца с сыном, никогда в них без необходимости не влезала. А учитывая, что Витьку никогда даже не шлепали, не то что ремнём не лупили, необходимости такой у неё никогда, собственно говоря, и не было. Тем более она была уверена, что такой успешный отец будет оказывать на своего сына только сугубо положительное влияние и ни в коем случае препятствовать этому влиянию не хотела.

Иной раз Витьке и хотелось, чтобы мать вступилась, когда отец наседал на него в детстве по поводу уроков музыки или дополнительных уроков английского, помимо тех, что были в спецшколе, но, к сожалению, мать никогда на его сторону не становилась.

Вошли в отцовский кабинет. Отец закрыл за собой дверь и велел сыну, указав на диван:

– Садись.

Витька сел, а отец пристроился на том же диване с другого краю.

Нет, это точно не разнос будет, – сообразил младший Макаров. – Был бы разнос, он бы меня сюда посадил, а сам бы на стул сел перед своим столом, чтобы более официально выглядеть. Как тот же самый директор в школе практиковал, когда школьников к себе вызывал пропесочивать...

– Что случилось? – спросил он, не дождавшись, когда же, наконец, отец перейдёт к сути разговора.

– Да там проблемы, Витя, у твоего друга Павла Ивлева, – вздохнул отец. – Да еще и какие! Он министру нашему умудрился дорожку перебежать, самому Громыко.

– Что? – ахнул Витька. – Да как это вообще возможно? Пап, ты ничего не путаешь?

– К сожалению, не путаю, сын. Как выяснилось, вполне возможно. Ивлев же на Кубу уехал отдыхать, правильно?

– Ну да, – сказал Витька. – Совершенно точно, на Кубу.

– Ну так вот, лучше бы он там отдыхал, а не побежал к Фиделю Кастро и Раулю Кастро интервью брать. Ведь для интервью с такими людьми всегда согласование нужно с Министерством иностранных дел. Тем более, что они уже издали у себя на Кубе в своём информационном агентстве статью об этом разговоре. Об обоих разговорах – и с Фиделем, и с Раулем.

И Пашка твой красуется на фотографиях рядышком и с Фиделем, и с Раулем, как закадычный друг их. И надпись есть, что он там корреспондентом «Труда» интервью это у них брал. Вот и влип твой Павел Ивлев – отличник трудовой дисциплины и кандидат в члены партии.

– Так, а что ж в этом плохого-то? – удивился Витька. – Он же не у Пиночета интервью это взял, а у нашего советского человека, социалистического лидера дружественной нам Кубы.

– Да министру без разницы, у какого именно лидера он взял интервью. Ещё раз тебе говорю, порядок такой. Министерство иностранных дел – единственный орган, который занимается внешней политикой системно и постоянно.

Да, конечно, и любой член Политбюро тоже может высказаться, его напечатают по любому вопросу внешней политики без всякого согласования с нами.

Отец приблизил свою голову к сыну и прошептал:

– Да, и только между нами говорю тебе, что потом их заявления нам иногда приходится каким-то образом разгребать, когда какие-то последствия появляются от непродуманного выступления. Чтобы смягчить негативный эффект…

Отодвинувшись, он продолжил говорить громко:

– Но ты пойми, Громыко очень серьёзный человек. Он член Политбюро. У него много-много лет заслуг перед государством, мощнейшая репутация на международной арене. И он разгневан, что, с его точки зрения, наше право на контроль за тем, чтобы советские журналисты не занимались отсебятиной, вопиющим образом нарушено.

Тут же не всё так просто, как кажется. Это не просто ради дисциплины. В некоторых случаях Советский Союз может дополнительную пользу получить из-за того, что с нами все такие вещи согласовываются. Мы же можем журналистам в качестве помощника за рубежом и дипломата нашего отправить, который какие-то нюансы подметит, которые тот вообще не поймёт во время разговора.

Мало ли что он там себе ручкой в блокнотике помечает. Он может вообще не понять того вопроса, который тот или иной политический лидер ему задал. Или его контекста. Журналист же всё-таки не дипломат, всех нюансов внешней политики не знает, даже если он международник и по каким-то своим вопросам очень даже опытный специалист.

А для нас это очень важно. Поэтому, к примеру, если бы Ивлев согласовал, как положено, эту встречу с Фиделем и Раулем, мы бы обязательно кого-то из Советского посольства на Кубе с ним на эти встречи бы отправили. Тем более он совсем молодой, мог ляпнуть что-нибудь, не подумав, что испортило бы потом советско-кубинские отношения. Мы даже бы не поняли почему. А так бы наш опытный дипломат с ним бы был, мог бы тут же влезть в разговор, разъяснить, что парень неудачно выразился, и на самом деле позиция Советского Союза совсем другая.

Так что вовсе не зря это придумано, что с нами все такие интервью согласовываются. Это сугубо ради государственной пользы.

– Так, а что же делать-то, папа? – расстроился Витька. – Может быть, ты можешь как-то помочь?

– Витя, ты не понимаешь, это же Громыко, это ж целая глыба. Один из самых компетентных и авторитетных дипломатов во всём мире, если вообще не самый-самый. Я ж тебе рассказывал, как сильно его за рубежом уважают, даже в западных странах. Помнишь, как они его там называют?

– Мистер «Нет»? Помню, конечно, – кивнул Витька.

– Громыко может американского президента отбрить и с удовольствием это сделает при необходимости. А ты хочешь, чтобы я, рискуя своей карьерой, встрял поперёк него? Тем более по факту-то действительно дисциплина необходима, и журналисты должны такие вещи согласовывать.

Я там буквально несколько слов сказал, что это однокурсник моего сына. На тот случай, если Громыко пожелает это учесть. Но он не пожелал, только отругал меня за то, что ты не в МГИМО учишься, а в МГУ пошёл. Говорит, а как же с преемственностью поколений?

Вот так. И прости меня, сын, но это всё, что я мог сделать.

На этом беседа и завершилась. Отец устал, хотел поужинать, и явно не собирался продолжать этот разговор при матери. Пришлось Витьке, сжимая кулаки из-за того, что он переживал из-за всей этой ситуации, пойти к себе в комнату. Долго он там сидел, глядя в окно, и пытался понять, как же можно Пашке-то помочь.

Ивлев, наверное, мой самый лучший друг, – понял он вдруг.

Ни с кем другим так интересно никогда разговаривать не было, и никто другой его проблемами никогда не озадачивался.

А с Пашкой всё просто.

На душе накипит – поговорил с ним, и сразу же полегчает.

Наверное, только с настоящим другом это вообще возможно…

***

Москва, МГУ

Комсорг Гусев, получив запрос из МИД на автобиографию студента Павла Тарасовича Ивлева, не стал переводить стрелки на Фадеева, а тут же примчался лично сообщить об этом парторгу. С Фадеевым у него были прекрасные рабочие отношения, оба друг друга при необходимости выручали.

– Анатолий Николаевич, удивительное дело – из самого МИД запросили характеристику на Павла Ивлева! Который теперь уже у вас кандидатом в члены партии, потому вам ее и посылать!

– А по какому поводу попросили характеристику? – задумчиво спросил Фадеев.

– Не знаю, не говорили ничего такого. Видимо, учитывая, что наш Ивлев уже и в Кремле работает, тоже им заинтересовались.

– Э нет, Анатолий Степанович, так дела не делаются! – покачал головой парторг, – нам точно знать надо, хотят они его похвалить или поругать. А то не ту характеристику дашь, так потом проблем по самое горло получишь. МИД – очень серьезная организация. Ну ничего, у меня там хороший знакомец один есть, он мне все разъяснит…

Покопавшись в своем блокнотике с телефонами нужных людей, он тут же и набрал своего человека. Гусев сидел неподалеку в кабинете, потому что Фадеев никак не намекнул, что ему следует уйти, впитывая опыт. Опытнейший все же человек Анатолий Николаевич, у него учиться и учиться надо!

Уже по ходу разговора он понял, что чуйка Фадеева не подвела. Хоть он и не слышал ответов собеседника парторга, но явно там рассказывали не что-то радостное про Ивлева…