Время - словно капля янтаря - Игорь Вереснев

у меня нет, иди, куда шла! — добавил, покрепче прижав к себе сумки.

Не люблю я этот народец, счёт у меня к ним имеется. Ещё со студенческой моей молодости счёт.

Историю эту вспоминать я не люблю. Не удивительно — дураком я в ней себя показал полнейшим. Но не забывается она, и всё тут, хоть столько времени прошло с тех пор, когда я, молодой здоровый лоботряс, отслуживший срочную и поступивший в физкультурный техникум, заканчивал свой первый курс. Был месяц май, послеполуденное солнышко припекало по-летнему, я шёл по городу, улыбаясь во все свои… — сколько их у меня тогда было? — зуба. По какому поводу радость? Не помню. Много ли нужно для хорошего настроения, когда тебе едва исполнилось двадцать один и ничего плохого в твоей жизни ещё не случилось? Может, потому что погода хорошая. Или зачёт «автоматом» получил.

Всё случилось внезапно.

— Молодой человек, сигаретой угостишь? — окликнули меня.

Наперерез по аллейке сквера ко мне двигалась дородная матрона в цветастых одеждах. По обе стороны от неё — две девчонки лет двенадцати-тринадцати. Матрона улыбалась, девчонки тоже. Обидеть их отказом совсем не хотелось.

— Не курю, — я развёл руками.

Улыбка цыганки сделалась ещё шире.

— Молодец, — похвалила она. — Не надо тебе курить. Ты вон какой высокий, красивый. Спортсмен, наверное?

— Есть немножко, — скромно подтвердил я. Не хвастать же на улице каждому встречному и поперечному, что у меня первый разряд по плаванию?

— Молодой, красивый, спортсмен, а девушки у тебя почему нет? Девушку тебе нужно хорошую.

Вот тут цыганка в самую точку попала. Девушек вокруг тьма тьмущая, а пока ни с одной не сложилось. Дружить — дружим, а вот дальше никак. Может, робкий я чересчур с противоположным полом? Да вроде не замечал за собой робости.

— А хочешь, скажу тебе, как твою суженую зовут? — продолжала наседать цыганка.

— Скажите, — согласился я.

— Тогда руку давай, ладонь. Да не эту, правую!

В способности её к ясновидению не поверил я ни на секунду. Но почему бы не подыграть в этом спектакле? Я отдал правую руку в полное распоряжение цыганки, с интересом наблюдая за игрой. Она тут же вцепилась в неё, принялась водить пальцем по ладони. Малолетки тоже придвинулись ко мне вплотную, сосредоточенно вслушиваясь в объяснение. А голос матроны становился всё более озабоченным:

— Вот, значит, твоя линия жизни. Длинная! Это линия судьбы. А это что у тебя? Охо-хо-хо-хо-хо, не будет у тебя девушки, милый ты мой.

— Почему? — опешил я.

— Сглазили тебя, вот почему. Женщина есть нехорошая среди твоих знакомых, зла тебе желает, потому что завидует. И зовут её Клавдия. Знаешь такую?

Что за чушь? Никакую Клавдию я знать не знал!

— А может, и не тебе завидует, а родителям твоим. Или бабке твоей, что у неё внук такой красавец пригожий. Вот и сглазила. Соседка, наверное.

В школьные годы я проводил у бабушки в посёлке каждое лето, но из соседей её мало кого знал. Может, и была среди них какая-то завистливая Клавдия, чем чёрт не шутит? Червячок сомнения шевельнулся в душе. И цыганка его тут-же заметила.

— Ты эту Клавдию не бойся, я её сглаз легко сниму, — пообещала доверительно. — Дай пять рублей, сейчас сделаю.

Такого поворота я не ожидал, не готов к нему оказался. Хоть знал прекрасно, что цыгане бесплатно свои спектакли не разыгрывают, облапошивают людей за здорово живёшь. Но я ж не лопух какой, не поведусь на их разводы.

— Нет у меня пяти рублей, — пробормотал я, пытаясь высвободить руку.

Цыганка уставилась на меня. Казалось, она не может поверить своим ушам. И лица девочек изображали изумление вполне натурально.

— Тебе пять рублей жалко, чтобы сглаз снять? Разве это большие деньги? Ко мне вчера майор приходил, пятьдесят рублей дал, чтобы я ему помогла. Но ты же не майор?

— Не майор.

— Вот. Потому я и не хочу с тебя такие большие деньги брать, только пять прошу.

— Но у меня нету пяти рублей!

Матрона помедлила, не отрывая взгляда от моего лица. Кивнула.

— Ладно, не хочешь, как хочешь.

Я вздохнул облегчённо, уверенный, что всё закончилось. Наивный!

— Нет, не могу я на тебе сглаз оставить! — внезапно объявила цыганка. — Хороший ты парень, приглянулся мне. Я тебе так помогу. Но чтобы ворожба подействовала, денежка нужна, хотя бы троячок. Что у тебя есть? Потом я тебе её назад отдам.

— У меня только мелочь.

— Мелочь нельзя, бумажная денежка требуется.

— Хотя бы рубль у тебя есть? — подала голос та из девчонок, что выглядела младше и тщедушней.

— Нету.

Цыганка укоризненно скривилась.

— Такой молодой и такой жадный. Нельзя таким жадным быть, девушки жадных не любят.

Малолетки согласно закивали, зацокали языками, выражая высшую степень неодобрения. Это было обидно и несправедливо.

— Я не жадный! — запротестовал я. — У меня с собой, правда, денег нет!

Они не верили ни одному моему слову. «Жадюга!» — читалось на их лицах. И тогда, чтобы доказать обратное, я выхвати из заднего кармана брюк кошелёк. Уверен был в своей правоте, что ничего, кроме мелочи, там нет. И застыл с открытым ртом, уставившись на аккуратно сложенные вдвое четвертаки и червонцы. Димыч, он же Дима Бобров, мой одногруппник, получил сегодня перевод от родителей, а так как после пар спешил на тренировку, то попросил подержать деньги у себя, — раздевалка дело ненадёжное. Конечно, я просьбу друга уважил, сунул купюры в кошелёк и начисто забыл о них.

Эти мысли молнией блеснули у меня в голове. Но ещё быстрее над кошельком мелькнули чьи-то пальцы, и купюры исчезли. Только что были, а уже нету, я даже не почувствовал ничего. Фокус не хуже, чем в цирке.

Я охнул. Забормотал:

— Деньги… отдайте деньги…

— Какие деньги? — удивилась цыганка. — Нет у тебя денег, ты сам сказал.

— Вы деньги украли!

— Не брали мы у тебя ничего! Вот, гляди!

Цыганка чуть не в нос мне сунула свои пустые ладони. И малолетки последовали её примеру. А я вдруг заметил, что не трое их. С десяток черноволосых женщин в пёстрых одеждах уже окружили нас, смыкая кольцо всё теснее. Откуда взялись и когда?!

— Помочь ему хотели, сглаз снять, а он нас воровками обзывает! — в голосе матроны