"Фантастика 2024-40". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Русанов Владислав Адольфович

Служилым такой подход к делу был понятен и душевно близок — они пропустили страдальца внутрь, но предупредили, что под утро сменятся и у него могут быть проблемы при возвращении.

Кирилл оказался среди знакомых стен и проулков. Некоторое время он стоял на месте и пытался понять, зачем он тут находится и что следует делать дальше. Он так ни до чего и не додумался — ноги, как говорится, сами понесли его куда надо. Разум же вовсе не был уверен, что ему туда надо. В голове учёного была жуткая каша из отрывков «лекций» Александра Ивановича и клочьев всяческих литературных прецедентов: мелькало что-то про инстинкты и рефлексы, про лазанье в окно и объятья на балконе, про подглядывание в спальню и подкуп служанок, про тайные записки и отравленный кинжал — в общем, чушь собачья.

На здешних «улицах» прохожие — в основном пьяные — ещё встречались, так что Кирилл мог не опасаться сразу же привлечь внимание. По центральной «площади» кругами бродили трое служилых с саблями (или чем-то похожим) на поясах. Они, надо полагать, охраняли порядок. Порядок этот Кирилл не нарушал, так что был удостоен лишь беглого взгляда. В доме Петруцкого явно гуляли, но как-то скромно — свет в окнах горел, слышался гомон, но ни тебе песен, ни тебе пьяных криков. Часовых с алебардами возле крыльца не было, цепные псы отсутствовали — заходи, кто хочет! У Кирилла даже мелькнула мысль: может, так и сделать?

Входная дверь открылась, и на крыльцо вышла низкорослая женщина с вёдрами в руках. Она спустилась со ступенек и засеменила к колодцу. Там она набрала воды и пошла обратно. Кирилл перехватил её на полдороге и заглянул в лицо — мавчувенка чистых кровей, причём довольно молодая:

— Приветствую тебя, женщина! Ты жена менгитского начальника, который живёт здесь?

— Я? Жена?! Я больше не жена!! А ты... Ты — таучин! Уйди прочь, пока я не позвала мужчин, уйди! Будьте вы все прокляты, рождённые из собачьего дерьма! Нет от вас житья, нет спасения — сгинь, вонючая падаль! Везде вы лезете, выродки, уже и сюда добрались — тьфу!

— Э, э, — попятился Кирилл. — Чего орёшь-то? Что я тебе сделал?!

В ответ он получил ещё одну порцию мавчувенских ругательств, которые на русский язык перевести нельзя было даже приблизительно.

Женщина скрылась в доме, а Кирилл некоторое время стоял, пытаясь понять, что бы это всё могло значить. Он почти уже сообразил, когда сзади зазвучал голос:

— Ты что ж это к чужим бабам пристаёшь, а?

Учёный обернулся — рядом стояли те самые служилые-нарядники. Похоже, они нашли повод развлечься. Кирилл постарался не ошибиться в выборе тона для общения.

— Своих нет, вот к чужим и пристаю, — в меру нахально ответил он. — Я ж её не трогал, а она в крик!

— Кабы тронул, мы б с тобой иначе балакали, — солидно кивнул стражник. — То ж самого Петруцкого баба!

— Да ты чо?! — изобразил изумление Кирилл. — А чо ж она за водой-та?

— Видать, отставку получила! — хохотнул молодой прыщавый парень. — Кончился праздник на ейной улице! То-то она така злющая, гы-гы-гы!

— Будешь злющей, коли новая девка и недели не прожила, а её уж крестили. Эдак его благородие и ожениться может!

— Да ну, брось ты! Дворянин же, белая кость — нам, сиволапым, не чета! А она, сказывают, таучинка!

— Ну?! Таучинок я ещё не пробовал. Оне, сказывают, в койке-та шустрые — куда там мавчувенкам этим! Как окрестили-то?

— Кажись, Марфой.

— Во, Марфуша, значить, — оживился прыщавый. — А чо, Савельич, может, поздравим новокрещёную, а? Глядишь, по чарке поднесут, а?

— Петруцкий те поднесёт, — ухмыльнулся старший. — По сусалам поднесёт и в торец добавит!

— Да брось ты — святое ж дело!

— Вот и ступай, Илюха, — подначил третий стражник. — А мы поглядим, что там и как! Давай-давай — не ссы!

— А чо, и пойду!

— Послушай, Илья, — робко вступил в разговор Кирилл. — Ты эта... Ну, поздравлять-та пойдёшь... Коли случай будет, так скажи ей или передай как-нибудь: Кирь, мол, пришёл, повидаться хочет. Запомнишь? Кирь!

— Гы-гы-гы! Знакомая, что ль? Гы-гы, кувыркались поди?

— Ежели что и было, так давно быльём поросло! А ты покличь Марфуту эту — может, и правда вина вынесет?

— Она ж по-нашему ни бум-бум!

— Ничо, я по-ихнему малость разумею. Бог даст, сговоримся — покличь тока!

Молодой стражник и в самом деле отправился на поиски приключений. Дверь за ним закрылась, и некоторое время было тихо. Точнее, шум внутри не усиливался. Потом кто-то что-то крикнул, что-то тяжёлое упало, но, кажется, не разбилось. Вслед за этим дверь распахнулась настежь. В освещённом прямоугольнике появился Илья, а за ним виднелся кто-то ещё. Вид у служилого был какой-то скукоженный, словно его держали сзади за шиворот и со страшной силой тянули вверх. Он глухо вскрикнул, взмахнул руками и полетел, дрыгая ногами, через площадку крыльца и ступеньки прямо на землю. Мягкой его посадку назвать было нельзя — плашмя прямо на пыльный грунт. За полётом наблюдал человек, стоящий в дверном проёме. На нём были тёмные штаны в обтяжку, в них заправлена белая рубашка с широкими манжетами на рукавах. Сразу после приземления гостя это неземное существо исчезло — захлопнуло дверь.

Поднимать падшего соратника служилые не стали — они гоготали и упражнялись в остроумии по поводу его полёта. Потом они все вместе отправились к колодцу, а Кирилл отошёл в сторонку и опустился на корточки — ноги его не держали, куда и зачем идти, он не знал.

Сколько времени он так просидел, сказать было трудно. Стражники поплескались у колодца и подались на другую сторону «площади» — от греха подальше. Мимо шёл какой-то пьяный мужик и вполголоса пел что-то народное. Увидев Кирилла, он перестал петь и попытался к нему обратиться. Учёный сразу же послал его на три буквы. Это получилось так выразительно, что мужик, не требуя пояснений, продолжил свой путь.

Ноги стали уже затекать, когда дверь тихонько приоткрылась и на крыльце оказалась женщина в цветном платье до пят и с какой-то штукой на голове, похожей на кокошник. Кирилл встал во весь рост, и через пару секунд эта женщина уже обнимала его, прижималась животом и грудью — маленькая, хрупкая, нежная, бесконечно любимая.

— Кирь! Ты пришёл, Кирь!

— Лу... Солнце моё... Лу... Прости меня...

— Кирь... Кирь...

— Лу... Теперь ничего не бойся, Лу... Теперь — всё! Не бойся...

— Кирь... Кирь...

— Мы уйдём отсюда — прямо сейчас! Пусть только попробуют нас задержать! Я... Я же всех порву — голыми руками порву! Лу, ради тебя я...

— Кирь, Кирь, у меня другое имя... Ведь ты простишь меня, правда, Кирь?

— 3-зачем? — что-то сдавило Кириллово горло.

— Он сказал, что иначе я не смогу стать его женой... У них нельзя по-другому, Кирь!

— Ж-женой...

— Да-да, Кирь! Он такой!.. Он такой сильный!.. Я расскажу про него, Кирь, я расска...

— Марфа! Куда ты делась? — в дверном проёме выделялся знакомый силуэт — Петруцкий всматривался в сумрак летней ночи. — Это кто ещё там? Гони в шею!

— Сука!!! — выдохнул Кирилл.

Одним движением он освободился от объятий женщины и выдернул из рукава нож. Наверное, это было то, что называют «момент истины» — Кирилл увидел и осознал всё сразу: справа набегают знакомые стражники, у двоих в руках сабли, а третий свою никак не вытащит; до Петруцкого всего несколько метров, он один и беззащитен — нет на нём ни кольчуги, ни панциря.

Бывший аспирант ничего не рассчитывал и ни на что не надеялся — просто ринулся, метнулся, устремился всей душой и телом вперёд — к этой подтянутой фигуре в светлом прямоугольнике, к этой немыслимо белой рубашке. Он уже знал куда ударит: вон туда — снизу вверх под рёбра. Ничего и никогда в жизни он не хотел, не жаждал сильнее, чем сейчас — мягкой отдачи рукоятки ножа в ладони.

— Не-е-ет!!! — резанул по ушам нечеловеческий визг.

Кирилл не понял, почему нога не пошла вперёд, почему он падает. Не понял, но всё-таки упал и тут же вскочил...

Или почти вскочил — мощным толчком его отбросило в сторону. И началась чертовщина. Мгновение вселенской ясности сменилось бесконечным затмением. Кирилл больше ничего не видел и ничего не понимал. Он весь как бы перетёк в правую кисть, сжимающую рукоять ножа. И этим ножом он колол, полосовал, снова колол и сладострастно чувствовал, что попадает. Если рука переставала двигаться, он скручивал левую кисть в кулак и бил — бил, пока нож в правой не получал свободу. В какой-то момент прямо перед ним возникло бородатое лицо казака с бессмысленными от ярости или страха глазами. Кирилл улыбнулся — наверное, мысленно — и ткнул в эти глаза растопыренной пятерней...