Николай Берг - Лёха

Семенов специально остался посмотреть, как пойдет у пиротехников священнодействие, благо не гнали. Да и Середа тут же крутился, ему тоже было любопытно. Абдуллин, немного рисуясь перед зрителями, повыкручивал пальцами черные конусные взрыватели из мин, аккуратно обернул каждый в тряпочку и сложил отдельно, в пустой цинк от патронов. Почитал заковыристые надписи на минах, сверился с второй своей книжечкой «Пиротехнические материалы», которую хранил как зеницу ока. Удовлетворенно кивнул — тол в минах оказался без всяких эрзацных примесей. Потом открутил оперенные хвостовики, тушки мин аккуратно уложил в ведро с водой, словно уху из мин варить собрался, и Хренов поволок ведерко туда, где горел небольшой, почти не дававший дыма костерок.

— Посолить, поперчить, добавить лаврового листа, получится минометная уха — пошутил Середа.

— Оно бы хорошо, если б состав соль вез — вздохнул пиротехник, поглядывая на солидные карманные часы. На крышке Семенов успел прочесть только «Тов. Абдуллину за образцовое выполнение…», а вот дальше не успел.

— Нам бы и сахар сгодился — отозвался артиллерист.

— Да нам бы все бы сгодилось. Ну — почти все — вздохнул пиротехник.

— А вот гусятины я уже вроде как и наелся.

— Так этих гусей фрицы рановато забили. Гуси еще жира не накопили — раздался уверенный голос из-за спины. Обернулись. Увидели коренастого партизана-разведчика, держащего в руках ржавое ведро и еще какие-то странного вида емкости.

— Вот, как сказано — под плавленный тол всякое — свалил свой груз разведчик.

— Очень хорошо — обрадовался техник-лейтенант. Стал придирчиво рассматривать этот хлам и тут его оторвал от этого увлекательного дела паренек-посыльный, в срочном порядке вызвавший Абдуллина к командиру, да еще впридачу и с Середой. Оба переглянулись и с достоинством, но поспешно двинулись в лагерь. Семенов глянул им вслед.

— У нас в Сибири гусей бьют ближе к середине декабря. До конца октября — начала ноября — до установления постоянного снежного покрова — птица ещё на выпасе, то есть сама ходит — значит жир не особо нагуливается. Далее её запирают в сарай, и скармливают кучу всяких сельхозочисток, ботвы и некондиции — свекла, морква, капуста и прочее. Вот тогда-то гусь и набирает самый жир. За полтора-два месяца птица добирает ещё порядка четверти веса. А вот утка идёт под нож идёт на 3–4 недели пораньше — она гораздо более прожорлива, и смысла её столько кормить нету — рассудительно рассказал коренастый разведчик.

— Ишь ты, как тебя занесло! — удивился Семенов.

— А ты что ли местный? Говор-то у тебя не тутошний — усмехнулся разведчик.

— Куда мне. Тоже с эшелоном приехал. Вот у нас гусей не держали. Утки были, да по мне курица лучше. Еще кроли у нас были, только сена им надо — козу держать выгоднее — степенно сказал боец.

— Коза — да, в хозяйстве хороша. Только смотреть надо, чтоб осину не грызла, зараза, а то молоко пить нельзя, горькое такое. Но коза — она животина разумная, озорная, а гусь все же вкуснее. Только его готовить надо не спеша. И с кислой капустой лучше. Вот утку — ту с яблоками можно, а гуся лучше уж с гречей — пустился в кулинарные рассуждения разведчик. Семенов не стал спорить, и коренастый с чувством рассказал, как гусей коптить, как гусей вялить, как гусей варить и как гусей тушить. Видно было, что таким образом рассказчик примиряет себя с той едой, что ему доставалась теперь.

Подошел Хренов, потоптался рядом, озабоченно озираясь по сторонам.

— А где все? — спросил он.

— В штаб позвали — отозвался Семенов и разведчик продолжил про готовку гусей, упирая теперь на то, что и суп с гусем и даже пельмени с гусятиной — кушанье замечательное и достойное всякой похвалы. Когда он запел соловьем про груздянку с гусем — прибежал тот самый шебутной посыльный, схватил словно чемодан ящик с минами и, пыхтя, убежал, игнорировав вопросы, заданные всеми тремя красноармейцами практически одновременно.

— Тол уже плавится, разливать бы можно, но Абдуллин мне запретил — озабоченно заявил Хренов.

— Перекипит супчик? — усмехнулся разведчик.

— Ну, может. Пойду воды налью, что ли — и Хренов суетливо отправился к костерку. А Семенов поймал себя на мысли, что раньше ни за что не стал бы слушать столько времени про гусей и про их готовку, а сейчас понимает этого здоровенного мужичину, который, болтая о гусях, говорит о своем доме и о той довоенной жизни. Которая хоть и полна была забот и бед, но и радостей в ней хватало, особенно в сравнении с нынешними временами, жуткими, военными и сиротскими.

— Жена-то всегда тмин с сельдереем добавляла, я-то к этой траве спокойно. Главное — луку побольше, с луком — вкусно — гудел словно в полузабытьи разведчик.

Впрочем, увидав подходивших Абдуллина и Середу, коренастый стал свою речь сворачивать. Середа, тащивший ящик с минами, поставил «чумадан» наземь и спросил:

— О чем это вы так одухотворенно беседовали?

— Да про гусей — ответил кратко Семенов, так как видел — раскрывшийся сейчас разведчик меньше всего нуждается в шуточках и подначках, он пока еще мыслями там — в Сибири своей.

— А, было дело, готовил я на всю группу гуся. Он был настолько жирный, что когда я достал чугунную латку с гусем и поднял крышку латки, чтобы заценить, то жир вспыхнул от жара духовки, мне опалило чуб, брови и ресницы, я начал судорожно тушить всё водой и полотенцем, уронил латку, обжёгся… Короче, скомкано всё вышло, а оставшееся от гуся обезжиренное мясцо получилось так себе — жёсткое и невыразительное — авторитетно заявил Середа.

Разведчик чуть заметно поморщился, а Семенов поспешил спросить — чем занимались в штабе с этим ящиком мин.

— А миномет привезли немецкий. Так осколками побит, прицела нет и двунога без одной этой штуки… проще говоря — однонога. Но труба цела, казенник цел. Очень на тот похож, что Леселидзе приволок. Начальство обрадовалось, что мины есть и миномет — лупи-стреляй, пока руки не устанут — вздохнув, сказал артиллерист.

— И что?

— А ничего. Не лэзэ, батьку! В крынку нэ лэзэ! Так вроде совсем одинаково — а не влезает. Калибр другой. Там и разницы-то миллиметр самое большее, но никак.

— Совсем никак?

— Ну можно попробовать рашпилем снять аккуратно с каждой мины стружку по полмиллиметра с каждой стороны.

— Чушь! Центровка нарушится — буркнул коренастый.

— Соображаешь! — похвалил артиллерист.

— Не в соломе найден. Тол-то небось уварился совсем?

— Пойдем, глянем — отозвался пиротехник доставая длинные самодельные щипцы.

Тол действительно расплавился и тяжело колыхался внутри корпусов мин. Пиротехник не без натуги вытягивал щипцами очередную мину и аккуратно выливал светло-коричневую тягучую жижу с узнаваемым запахом в старое ведро, служившее формой для будущей мины. От запаха горячего тола першило в горле.

— Ишь, ведьмин кисель — не без уважения проворчал Середа.

— Грамм триста-четыреста с одной мины получается — заметил Абдуллин.

— Варить — не переварить. Давай. Следующие разбирай — заметил Середа пиротехнику. Тот не стал спорить, скоро следующие «рыбки» загремели стальными тушками в ведре с водой. Костерок взбодрили, пока тол грелся, успели из бросовых железячек — жилок от куска троса — навертеть пружинок, наматывая жилки спиралькой на палочки. Когда дресва прогорала, Абдуллин подцеплял светившиеся розово-белым сиянием раскаленные пружинки и кидал их в купель с машинным маслом. К удивлению Семенова получались хоть и неказистые, но вполне упругие детальки для взрывателей.

Разведчик некоторое время еще посидел молча, за кампанию. Потом тяжело поднялся и отправился восвояси. Задачка у разведки была сложной — точно определить — что за охрана у новооткрытой железнодорожной ветки, как часто ходят составы, что везут и как охраняются. Командир отряда всерьез был настроен устроить добротную диверсию на железной дороге.

Ствол пулемета смотрел в стену леса, что была за железной дорогой. Пошел редкий дождик, капли зашелестели по желтеющим листям, зашуршали. Дояр заботливо накинул на агрегат тряпицу, поежился, поудобнее пристраиваясь в мокрых кустах. Два героических сопляка, «репьи в хвосте собачьем, пятые ноги» глядя на поведение «дядьки» тоже накрыли полами плащ-палаток затворы своих винтарей. Лёха же просто сунул карабинчик в кожаный чехол. Он натренировался не без элегантности выдергивать свое оружие из этой кобуры и немного бравировал тем, что вот — его ружье — с кобурой.

Из всех четверых дояр переносил нудное ожидание лучше всех. Остальные трое просто извелись. Перед тем, как получить боевую задачу, они, в общем, были проинформированы что и как делать, но это на словах было просто. Вот лежать и ждать в ситуации когда вообще ничего не происходит — а лежали уже часа три — было тягостно. Семенов молчал, глядя на него помалкивали и остальные, хотя тут кто что услышать сможет?