Участковый (СИ) - Барчук Павел

Однако старлей, не дав ей разойтись по полной, нежно приобнял бабулю за плечи и тактично выставил из комнаты.

— Разберемся, Анна Петровна, — коротко бросил он, закрывая дверь в спальню.

Едва мы успели пристроится на две табуретки возле дивана, где царственно возлежал Павлик, дверь снова приоткрылась, и в щель просунулась бабуля с двумя чайными чашками в руках

— Виктор Николаевич, может, хотя бы чайку? Только что заварила. С печеньем. Вы уж не обессудьте. Угостить больше нечем. Откуда ж мне было знать, что вас черти именно сегодня приволокут.

— А когда же нам было приволакиваться, Анна Петровна? Я к вашему Павлику и без того каждую неделю, как по расписанию хожу. — Семенов поднялся со стула, подошел к двери и тихонечко подтолкнул бабулю в сторону коридора. — Спасибо, обойдёмся без чаю.

Выпроводив старушку, старлей снова устроился на табурете и начал свою обличительную речь. Я сидел молча, наблюдал за процессом воспитания.

Павлик не спорил, не сопротивлялся педагогическому таланту Семёнова. Он вёл себя гораздо хуже. Просто смотрел на нас пустыми глазами и все. Мне кажется, даже не вникал в смысл того, что говорил старший лейтенант.

— Что я могу сделать, Виктор Николаевич? — Как только Семёнов замолчал, чтоб перевести дух, Павлик отложил в сторону Стругацких и посмотрел на участкового грустным собачьим взглядом, — Работы нет, все приличные места заняты «блатными».

— Павел, как нет? Как нет⁈ Ты посмотри, на «железку» путейцы всегда требуются. На мясокомбинат опять же, рабочие руки нужны. На ликероводочный… — Семенов осекся, хмуро глянул на великовозрастного оглоеда, поморщился, а потом добавил. — Хотя нет. На ликероводочный тебе нельзя. Если ты еще и пить начнешь, это все. Тушите свет. Ты пойми, Паша общество не может содержать тех, кто…

В этот момент дверь снова скрипнула, и в комнату, мелко семеня, просочилась Анна Петровна с блюдцем, на котором красовалось несколько ложек вишневого варенья.

— Павлик, смотри, какое варенье, твое любимое. Может, гости попробуют? Виктор Николаевич, вы же любите вишневое? Я помню! Всегда любили. Еще когда без штанов по двору бегали. Бежите, главное, а энти ваши причиндалы так смешно…

— Анна Петровна! — старлей тяжело задышал носом, — Мы пришли по служебному делу. Мы не на чаепитии. Прошу вас! И хватит уже при каждом не самом удобном случае вспоминать мои причиндалы. Я, в конце концов, вырос. И конкретно сейчас по дворам с голым задом не бегаю.

— Ах, да, да, конечно, служебное… — Бабуля засуетилась и, бросив внуку ободряющий взгляд, ретировалась из комнаты. Правда, перед тем, как исчезнуть в коридоре, успела ехидно сообщить в приоткрытую двери, — Как же не бегаешь, Витенька? Ежли вон, на майские из баньки выскочил, да не в ту сторону побежал. Хорошо, тебя вовремя поймали. Оно и понятно. Праздник отмечали.

— Анна Петровна! — Рявкнул Семенов.

— Все, все… Молчу, Витенька…Ой, простите, Виктор Николаевич…

Семёнов мрачно чертыхнулся, вскочил на ноги, подбежал к двери и стукнул по ней ладонью так, что створка впечаталась в косяк намертво. Хоть бы самим потом выйти. Затем обреченно вздохнул, вернулся на табурет и продолжил:

— Так вот, если в ближайшее время ты не трудоустроишься…

Я не поверил своим глазам, но дверь, тихонечко скрипнув, снова приоткрылась. В руках у Анны Петровны был уже не чай, а аккуратно нарезанные бутерброды с колбасой.

— Вы уж извините, я думала, голодные, наверное… Павлик, а ты вообще почти не завтракал!

Семёнов прикрыл глаза, помолчал пару минут, потом медленно поднялся со стула и подошел к бабуле.

— Анна. Петровна. Закройте. Дверь. И не входите. Пока мы не уйдем. Это официальное предупреждение. — Отчеканил старлей, проникновенно глядя старушке в глаза.

Потом взял ее под локоть и мягко, но насточиво вывел из комнаты в коридор.

— Виктор Николаевич, ну как же ж… А бутерброды? С колбаской? — пискнула бабуля из-за двери.

В общем, стало понятно, старушка задалась целью не дать в обиду любимого Павлика. А то набежали тут ментяры злые, того и гляди окончательно добьют его нежную, хрустальную душу.

Семёнов, решив не испытывать судьбу и свое терпение, быстренько свернул сольное выступление, закрепив его перечислением всех возможных наказаний за тунеядство.

Павлик внимательно выслушал и несколько раз молча кивнул. При этом взгляд его все так же оставался пустым.

В качестве финальной точки старлей еще раз отчитал парня за «нежелание трудиться на благо Родины» и пригрозил статьей.

— Да понял он, понял, Виктор Николаевич. — Тоненьким голоском проблеяла из-за двери старушка.

— Все! — Семёнов вскочил с табурета, — Пошли отсюда, Петров. А то у меня сейчас приступ желчекаменной болезни случится. От злости.

Я попрощался с Павликом и вышел из комнаты вслед за старлеем, который на улицу вылетел пулей.

— Ничего…– сказал Семёнов, когда мы оказались за пределами этого «гостеприимного» дома. — Бабки не станет, очухается. Некому будет носить жратву прямо в рот. Или не очухается. Бывает и такое. А теперь… Давай-ка гражданина Бесовова проведаем. Анатолия Дмитриевича.

— Бесова? — переспросил я. Фамилия показалась мне весьма знаковой. Можно даже сказать, немного зловещей.

— Ну да. Спекулянт. Тихий такой. Хотя… Знаешь, его «тихость» меня всегда настораживала. Нигде не работает, но живет неплохо. Торгует с рук джинсами, духами, жвачкой. Знаю это точно, а за руку его поймать, хоть убей, не получается. И откуда только берет их, сволочь? Обычный «антисоветчик». И знаешь, что интересно… — Семенов покрутил головой по сторонам, проверяя, не слышит ли кто-нибудь нашего разговора, — Ты, Иван, не смейся, но…Я как не зайду к нему, потом на улицу выхожу, и вспомнить не могу, о чем мы говорили. Вроде бы я его отчитываю каждый раз, а он каждый раз говорит, что вот-вот «завяжет». Но это не точно. А еще…когда он слова, любые, произносит, меня прямо в сон клонит. Сколько раз хотел его за спекулянство привлечь. Но… Жалко мне его, что ли. Или забываю… Зайдешь один, хорошо? Я подожду на улице. Пусть привыкает к новому лицу.

Квартира Бесова находилась на первом этаже. Я постучал. Дверь открыл невысокий мужчина лет тридцати. Причем открыл не сразу. Сначала послышались торопливые шаги, потом — звук будто бы падающего стула, потом возня, словно кто-то катался кубарем по квартире, и наконец, щелчок замка.

— Гражданин Бесов? — Сурово поинтересовался я.

— Он самый. — Кивнул мужик.

На этом наш диалог немного застопорился. Я смотрел на Бесова, он смотрел на меня, но войти не приглашал. Ждал, наверное, пояснений. Хотя, чего пояснять? Вряд ли человек в милицейской форме принес благие вести.

А вот причиной моего «зависания» был тот факт, что Бесов до одури оказался похож на Ивана Васильевича Буншу из гениальной комедии Гайдая. Прямо одно лицо. Только выглядел моложе. Я даже несколько раз моргнул, зажмурился и протер рукой глаза.

Нет, не показалось. Реально — Бунша. Те же залысины, та же неуверенная поза, та же чахлая бороденка и усики над верхней губой. Ясное дело, я в состоянии отличить киношного героя от настоящего человека и прекрасно знаю, что Яковлева, который играл Буншу, в N-ске быть не может. Впрочем, спекулировать джинсами он тоже вряд ли стал бы. Просто сходство было феноменальное.

Единственное, что выбивалось из общей картины — взгляд. Бесов рассматривал меня слишком спокойно. В его глазах не наблюдалось ни страха, ни подобострастия, которые должны быть у спекулянта во время визита правоохранительных органов.

— Разрешите представиться, новый участковый, Иван Сергеевич Петров. — Произнёс я, наконец.

В ту же секунду взгляд Бесова изменился. Он внезапно стал испуганным, растерянным и смущенным. Плечи поникли, придавая облику Анатолия Дмитриевича еще более несчастный вид.

Ну да, ну да… Свежо предание. На каком-нибудь неопытном лейтенанте это, наверное, сработало бы. Только не на мне.

Я столько жуликов видел в своей прошлой жизни, что теперь сразу чувствую этот жуликоватый дух. И граждане были, не чета Бесову. Умели изображать порядочность.