Русь. Строительство империи 4 - Виктор Гросов

княже, — буркнул он, кивая на край стены, где двое дружинников сражались с киевлянами.

Я рванул туда, топоры в руках гудели, как живые. Первый враг высунулся из-за бойницы, его шлем был помят. Я рубанул правым топором сверху, проломив ему плечо, и он рухнул вниз, утянув топор за собой. Второй попытался зацепиться за край, но дружинник пнул его в лицо, и тот полетел следом, ломая шею о камни внизу. Лестница упала с треском, и я выдохнул. Опять без одного топора. Очередной я подобрал у лежавшего трупа врага.

— Все вниз! — крикнул я, махнув рукой. — К воротам! Быстро!

Дружина сорвалась с места, как стая волков, учуявшая добычу. Они побежали к лестницам внутри стены, ведущей во двор, их сапоги гулко стучали по дереву. Я шёл последним, бросив взгляд на лучников — те уже выстраивались у бойниц, натягивая тетивы и готовясь бить сверху. Веслава была среди них, её коса качнулась, когда она кивнула мне, молча подтверждая, что стена в надёжных руках. Я кивнул в ответ и рванул вниз.

Мы высыпали во двор Переяславца — тесное пространство между стеной и домами, заваленное бочками и обломками. Ворота были прямо перед нами, разбитые, с торчащими щепами, и сквозь них я видел, как киевляне и варяги собираются для атаки, очищая пространство от наваленных баррикад. Их крики доносились всё ближе, рога гудели.

Времени почти нет. Я шагнул вперёд, поднимая топоры, и оглядел дружину — около сотни человек, потрёпанных, но живых, с мечами, топорами и щитами в руках.

— Слушайте! — крикнул я, перекрывая шум. — Строимся клином! Вогнутым, к воротам! Заманиваем их внутрь и бьём с боков! Добрыня, левый фланг! Ратибор, правый! Я в центре!

Они зашевелились, выстраиваясь в строй. Я видел, как Добрыня пошёл налево, его щит мелькнул среди дружинников, а Ратибор рванул направо, его топор уже был наготове. Я встал в центре, чувствуя, как дружина смыкается вокруг меня, образуя полукруг, вогнутый к воротам. Это была рискованная затея — заманить врагов внутрь, чтобы окружить их, но если мы не сломаем их сразу, они просто задавят нас числом. Я сжал топоры крепче и бросил взгляд на ворота.

— Готовьтесь! — рявкнул я, и дружина напряглась, как тетива перед выстрелом.

Добрыня буркнул что-то своим людям, и они сомкнули щиты, готовясь к удару. Ратибор поднял топор, его глаза сузились, глядя на врагов. Мы успели в последний момент — едва строй замкнулся, как киевляне и варяги ворвались через ворота, их крики заполнили двор, а оружие блеснуло в воздухе.

Я выдохнул, чувствуя, как адреналин гонит кровь по жилам. Они шли на нас, отступать нам было некуда.

Я шагнул вперёд, поднимая топоры, и крикнул:

— Бей!

Дружина рванулась навстречу врагу, и бой начался.

Первые киевляне налетели на нас. Один бросился на меня с копьём, его глаза горели злобой под шлемом, но я уклонился и рубанул правым топором по древку — дерево треснуло. Он оступился, потеряв равновесие. Левым топором я ударил ему в грудь, пробив кожаный доспех, и он упал с хрипом, заливая грязь кровью. Второй подскочил следом, замахнувшись мечом, но я крутнулся, уходя от удара, и оба топора врезались ему в бока — он упал, даже не успев закричать. Дружина рванулась за мной, их оружие зазвенело, сталкиваясь с врагами, и двор наполнился шумом боя — криками, треском щитов, стонами умирающих.

Мы держали строй, заманивая их глубже. Киевляне и варяги лезли вперёд, их было больше, чем я мог сосчитать, но клин работал — они попадали в ловушку, теснимые с боков. Добрыня слева отбивал копья щитом, его меч мелькал, как молния, срубая врагов одного за другим. Ратибор справа орудовал топором. Мои люди дрались, как звери.

Но бой был слишком кровавым. Я видел, как один из наших упал, пронзённый копьём в грудь, как другой получил удар топором в плечо и осел с воплем. Стрелы с стены сыпались сверху — Веслава и лучники били точно, и каждый выстрел уносил жизнь врага, но их было слишком много. Я стиснул зубы. Пот смешивается с кровью на лице. Я шагнул глубже в гущу боя.

На меня вчетвером — варяги, здоровые, как быки, с копьями и щитами. Их шаги гудели по земле, глаза блестели под шлемами, и я понял, что это их лучшие воины, брошенные, чтобы сломать наш центр. Первый ткнул копьём, целясь мне в грудь, но я ушёл в сторону, чувствуя, как остриё скользит мимо, задевая плащ. Второй ударил сверху, но я отбил копьё правым топором, а левым рубанул ему по ноге — он заорал, падая на колено. Третий бросился с щитом, надеясь сбить меня с ног, и я почувствовал, как воздух сжался от его рывка.

Это был мой момент. Я прыгнул вперёд, прямо на его щит, используя его как опору. Мои сапоги ударили по дереву, и я оттолкнулся вверх, взлетев над ним. В воздухе я крутнулся, топоры замелькали в руках, и оба лезвия врезались в шлемы двух варягов, что стояли за ним. Хруст черепов был громким, как треск льда под ногами, и они свалились, не успев даже вскрикнуть. Я приземлился за их спинами, чуть пошатнувшись, но удержался, чувствуя, как грязь чавкает под сапогами. Четвёртый варяг обернулся, его копьё метнулось ко мне, но я уклонился, рубанув его по руке — древко упало, и он завыл, хватаясь за обрубок.

Дружина взревела за моей спиной — крик был громким, диким, полным восторга. Я выпрямился, тяжело дыша, и оглянулся. Они видели это — мой прыжок, мой удар, и это взбодрило их. Добрыня ухмыльнулся, отбивая очередной удар щитом, а Ратибор отсёк руку врагу, который полез к флангу. Мы все же теснили их, шаг за шагом.

Киевляне и варяги дрогнули — их строй рассыпался. Слишком плотно мы их давили. Я видел, как некоторые бросали оружие, отступая к воротам, как другие падали под ударами дружины. Стрелы с стены били без остановки, вонзаясь в спины тех, кто бежал, и двор превратился в бойню — кровь текла по грязи, тела лежали грудами, а крики умирающих смешивались с гулом рогов. Я шагнул вперёд, рубя очередного врага. Мы ломали их, я знал, что победа близко.

Один из варягов попытался пробиться ко мне — высокий, с длинным копьём, но я крутнулся, уходя от удара, и оба топора врезались ему в грудь, пробив доспех. Он упал, хрипя, и я выдернул только один топор, снова лишившись второго оружия.

Я оглядел двор. Киевляне