Боксер-5: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров

с бабушкой пирожков напекли, картошечки моей любимой сделали с котлетками… Нет, нет, вы не подумайте, я тренировки тоже не забрасывал, — поспешил заверить нас Сеня, увидев. как мы с пониманием смотрим на него. — Просто по вечерам так здорово ужинать домашней едой, смотреть всем вместе что-нибудь по телевизору… Мне уезжать не хотелось, честное слово!

«Эх, Сеня, Сеня», — подумал я, а точнее, тренер внутри меня. «Какой же ты все-таки еще ребенок, несмотря на успехи в спорте и вполне взрослое упрямство в достижении своих целей. Ну да ничего, наслаждайся, пока есть такая возможность». Я-то хорошо знал, о чем идет речь: человек взрослеет очень быстро, а вот когда хочется вернуться назад, то обнаруживает, что сделать это нет ни малейшей возможности. Так что пусть его балуется, пока получается. По отношению к делу Сеня уже показал себя как человек серьезный и ответственный, поэтому за то, что он окончательно свалится в ничегонеделание, можно было не беспокоиться.

— Эх вы, — вмешался в разговор Шпала. — «Пирожки, телевизор»… Я вот к бабушке в деревню съездил. Курочки, коровы, молоко, свежий воздух — красота! Ни с каким городом не сравнится. С пацанами местными в лес ходили и еще машину чинили — у отца одного из них сломалась. Не каникулы, а сплошные приключения! А девчонки, какие там девчонки — ух! Я там чуть ли не каждый вечер с новой гулял — выбрать-то все равно невозможно!

— Ну мне тогда и рассказывать нечего, — рассмеялся я. — Потому что я тоже был в деревне, только не у бабушки, а у тетки. Но в остальном все то же самое: лес, речка, свежий воздух, здоровая и вкусная еда… Алкашу, правда, одному пришлось в рыло дать, но это все так, мелочи жизни…

Случай насчет «в рыло дать» вызвал живой мальчишеский интерес у всей раздевалки, и я вкратце пересказал, как мне пришлось утихомиривать идиота-соседа, попутно упомянув, что приписал этот подвиг своему отцу.

— Так что, пацаны, если вдруг мой отец приедет, вы уж меня не выдавайте, — подытожил я.

— Не боись, — авторитетно заявил Лева. — Не выдадим. Ты все правильно сделал, родителей поддерживать надо. Да и что нам за интерес выдавать?

Насчет того, что пацаны не разболтают все отцу, я был спокоен — тем более что вряд ли он, приехав в следующий раз, кинется их расспрашивать о том, что я рассказывал им об отдыхе в Подмосковье. А вот о деревенской красотке, которая оставила мне свой адрес, я предпочел пока не упоминать. Истории про девчонок как раз расходились быстро, невзирая на любые предупреждения, да плюс к тому и обрастали по дороге всяческими интимно-донжуанскими подробностями. И еще бы мне не хватало, чтобы до Янки или до Ленки дошли десятикратно преувеличенные россказни о моих любовных подвигах. Хотя Ленку-то я вроде как уже отшил, но все равно… Да и потом, зачем распускать какие-то истории, когда еще до конца ничего не выяснено? Вот появится у меня постоянная девушка — тогда и пусть все об этом узнают. А пока что я и сам еще не решил — воспользуюсь ли я адресом, указанным в записке, или нет? Честно говоря, эта девица тоже крепко засела мне в память…

Но не все динамовцы вспоминали о проведенных дома десяти днях так эмоционально и тепло, как Сеня или я. Например, наше достояние и гордость Денис Бабушкин ходил по раздевалке мрачнее тучи и как будто никого и ничего вокруг не замечал. На вопросы отвечал односложно, а по большей части просто застывал, глядя в одну точку. Наконец нам удалось его разговорить, и все оказалось проще пареной репы. Оказалось, что аккурат в дни его пребывания дома ему пришла повестка из военкомата. Такая поспешность и оперативность со стороны Советской Армии была вроде бы удивительна. Но это только на первый взгляд…

Я сразу вспомнил, что именно Бабушкин на турнире победил генеральского внучка. А еще вспомнил разговоры тренеров и судейского состава о том, что за человек этот генерал — мелочный, мстительный, злопамятный… К тому же он почему-то задался целью протащить своего младшего родственника в чемпионы любой ценой. А тут, получается, возникла непредвиденная помеха в виде нашего Бабушкина, который, уж как ни относись к его алкогольным и дисциплинарным закидонам, все-таки был настоящим чемпионом, честным. Легко понять, что всемогущий дедушка не преминул использовать все свое влияние и все возможности, чтобы тут же законопатить недруга куда подальше. И вот теперь мы озадаченно и сочувственно смотрели на Бабушкина, который, похоже, впервые оказался в ситуации, где от него зависело крайне мало. Насколько я понял, каких-то влиятельных знакомых или родственников у него не было. Так что теперь ему оставалось рассчитывать только на удачу в виде внезапной милости генерала или каких-нибудь бюрократических проволочек вроде забывчивости военкома или временной утери личного дела. Он и сам это прекрасно понимал, поэтому и не находил себе места.

— А ты с Семенычем-то разговаривал по этому поводу? — спросил Лева. — Может быть, он чем-то может помочь?

— Да конечно, разговаривал, — отмахнулся Бабушкин. — Но что он может сделать? Семеныч, конечно, хороший мужик, но против генерала не попрешь… Единственное — он обещал, что приложит максимум усилий, чтобы в этот призыв меня никуда не отправляли до тех пор, пока не будет точно известно, что я попаду в ЦСКА, а не уеду в какой-нибудь Мухосранск с концами. Оттуда уже точно никогда больше не вернешься, во всяком случае, в большой спорт. Годы-то идут, а служба — это дело такое… Как засунут куда-нибудь, где вечные морозы да еще часовым поставят на ветру стоять неподвижно — все, спорт навсегда останется в далекой юности.

— Мда, дела… — задумчиво протянул Лева. — Неслабо ты влип, братец.

Мы все находились в легком шоке от таких новостей. Хотя это, в общем-то, и было предсказуемо, но подобные известия все равно каждый раз оказываются неожиданностью.

— Переманить, похоже, хотят нашего Дениса, — тихо сказал я Сене на ухо.

— Куда переманить? — не понял Сеня.

— Как куда? В ЦСКА, — ответил я. — В армию же гребут-то, не куда-нибудь.

— А на фига им это надо-то? — продолжал недоумевать Сеня.

— Ну в каком смысле на фига? — теперь уже пришло время мне удивляться непонятливости своего товарища. — Они же видят, что парень талантливый, упертый, сильный. Значит, пока служит,