Многоликий Янус - Светлана Малеёнок

Проснулась я резко, с колотящимся сердцем и щемящей тоской в груди, а по моей щеке катилась непрошеная слезинка. Как не старалась, я так и не смогла вспомнить, что же такого плохого мне приснилось. Спать больше не хотелось. За окном было еще темно, лишь краешек неба пылал багрянцем, возвещая о том, что скоро встанет солнце.

Я спустила ноги на пол и зябко поежилась. Несмотря на то, что сентябрь еще не закончился, ночи уже были довольно прохладные. Снова представилось, что я одна в темном лесу, без еды и без теплой одежды… Меня аж передернуло. Обув свои любимые «балетки», накинула шаль и подошла к окну.

Со второго этажа, был отлично виден лес за высоким частоколом неотесанных бревен, вернее, пока лишь одни верхушки сосен. Только восходящее на небосклоне солнце, пока не достаточно осветило сумрачную опушку леса и ниже вершин сосен, было еще темно.

Наверное, петухи скоро прокричат, подумалось мне, и я, тут же вспомнила о приглашении конюха, поучиться кататься верхом.

Я быстро переоделась в темно синее бархатное платье с длинными рукавами-фонариками. Пожалуй, это было самое невзрачное платье из того гардероба, что мне здесь «пожаловали». Даже мой, совершенно не привыкший к роскошным нарядом вкус, счел его мрачным и вовсе не аристократичным. Казалось, что оно попало в вещи Авроры по ошибке.

Но самым главным его достоинством было то, что у платья оказался всего лишь один подъюбник, а сама юбка имела мягкие складки — гофре. Очень удобно! И не топорщится колоколом и, может расширяться, когда нужно. Мне не терпелось попробовать, позволят ли складочки, сесть в этой юбке на лошадь.

Пара минут скольжения во тьме еще не проснувшегося дома, и вот я уже на улице, возле конюшни. Створки ворот, как всегда открыты настежь и судя по светло серому «оконцу» в противоположном конце длинного строения, и там ворота были тоже распахнуты настежь. Но света это почти не давало.

Я вошла внутрь. В лицо пахнуло лошадиным навозом и сеном. Запах был довольно концентрированный, густой из-за закрытого на ночь, помещения. Судя, по раздававшимся слева и справа от меня, звукам, кони еще были в стойлах и в данный момент завтракали, с аппетитом хрустя овсом и довольно пофыркивая, переговаривались между собой.

Я прошла вперед, ориентируясь на еле теплившийся огонек одинокой лучины, втиснутый в щель одного из столбов-подпорок. Судя по всему, конюх был где-то там.

Подойдя чуть ближе, я улыбнулась, услышав из правого стойла напевное бормотание старика, похожее на какую-то песню.

Я шагнула еще ближе и лошадь испуганно всхрапнула.

— Кто здесь? – настороженно спросил конюх.

— Это, я, Афанасий, — Аврора! – пискнула я и поежилась от неожиданно громко прозвучавшего моего голоса под высокими сводами конюшни.

— Оооо, Аврора! Ты все же пришла! – судя по голосу, старик действительно был рад моему приходу. – Очень вовремя, барышня! – хмыкнул он, выходя из стойла. В руках у него было пустое ведро. – Я как раз уже задал корм коням и напоил их. Только одна кобыла осталась, не кормлена и не поена. Ее я как раз и подобрал для тебя. Смииирная скотинка! – хохотнул Афанасий, вешая ведро на крючок в стене. Он вытащил из столба тлеющую лучину, и, махнув мне рукой, зашел в соседнее стойло. Затем снова вышел, снял с внешней загородки седло с уздечкой и опять скрылся за дверцей.

Я, оставшись в полной темноте, осторожно ставя ноги, и держась рукой за деревянные перегородки, двинулась за ним следом. Заглянув в приоткрытую дверцу, я увидела, как ловко конюх седлает невысокую кобылку с длинной волнистой гривой.

И вот, наконец, мы идем к вожделенным воротам! Утро уже вступило в свои права, окрасив вершины сосен, золотисто-кремовым восходом. Слева от меня шел старик, ведя в поводу крепкую широкозадую лошадку каурой масти. Это сам конюх мне так сказал. И выбрал он ее не только за тихий нрав, но и за ее окрас, чем-то напоминающий цвет моих волос, но, намного нежнее, мягче. Особенно хороши у нее были грива и хвост, темно рыжие, длинные и шелковистые даже на вид.

От любования моим будущим скакуном, меня отвлекло странное ощущение, словно в затылке свербело. Я резко обернулась. За оградой псарни, опершись на нее локтями, стоял знакомый псарь и пристально на меня смотрел. Мне не понравился его взгляд, уж слишком он был жестким и, словно предупреждал о чем-то. Но, я нашла в себе силы отвернуться, и уже вскоре мы с Афанасием были у ворот.

У меня аж ладошки вспотели, так я волновалась, что хмурые стражи со словами: «Не велено», завернут нас назад. Но те, лишь мазнули по мне заинтересованными взглядами и, кивнув конюху, выпустили нас наружу.

Оказавшись за воротами, я ощутила просто невероятное счастье! Так, наверно, чувствует себя только что выпущенный из тюрьмы человек. Мне захотелось подхватить подол своей длинной юбки, и нырнуть прямиком в кусты, а дальше, сломя голову нестись, куда глаза глядят, лишь бы подальше от этой «золотой клетки».

Но, к счастью, трезвый ум взрослого человека, не позволил мне совершить подобной глупости. Во-первых, я бы подставила ни в чем не повинного человека, а во-вторых, меня все равно бы очень быстро поймали, верхом на конях и с собаками. А потом, меня уже точно не выпустили бы даже за порог собственной комнаты, пока за мной не явится таинственный «хозяин».

Грустно вздохнув, я, наконец, спросила:

— Афанасий, а куда мы идем?

— Да, здесь совсем рядом, есть чудесная, укрытая от любопытных глаз, полянка. Так там и стану тебя учить.

И вправду, пройдя между невысокими соснами по пружинящей под ногами, душистой хвойной подстилке, мы вышли на очень уютную, и светлую поляну, окруженную молодым ельником. Деревца на ней были не выше трех метров, да и сама поляна имела слишком правильную круглую форму, что заставляло подозревать о ее искусственном происхождении.

Афанасий довольно крякнул и остановил кобылу. Мое сердце тревожно забилось. Перекинув повод на спину лошади, конюх позвал меня:

— Ну, иди сюда! Начнем, помаленьку.

Я же, на прямых как палка ногах, поковыляла к вдруг показавшейся мне просто громадной, лошади.

— Только, дочка, — в голосе старика, послышалось смущение, — я не смог взять дамское седло. Они находятся в отдельной каморке у старшего конюха, под замком.

— У