Вперед в прошлое 12 - Денис Ратманов

украдено ранее, вернуть, а если нет той вещи — компенсировать деньгами.

— Эх, а я бы им… всыпал! — сверкнул глазами Крючок. — Ибо нефиг!

— Если бы всыпали, не получили ничего, кроме проблем с милицией. А так получили сто двадцать рублей.

— Всего? — скривился Алтанбаев.

— Тогда хорошие деньги были, — объяснил Сергей.

— Как пятьдесят тысяч сейчас, — добавил я.

— Молодцы, так их! — воскликнула Наташка. — Приятно слышать, когда такое.

— Так че, и нам на живца ловить? — серьезно спросил Алтанбаев.

— Нет, — отрезал я и поделился планом: — Остаемся здесь и вызываем ментов. У меня папаша мент, как вы знаете, заслуженный к тому же, так что они должны хотя бы с соседями поговорить.

— Менты — зашквар, — скривился Крючок. — На фиг!

— Ну, на вопрос про лежку бомжей вы мне не ответили, — напомнил я. — Это был альтернативный план.

Зяма развернулся и махнул в сторону кладбища:

— Там они тусят в развалинах, если мороз их не побил осенью.

— А если побил, — у Понча вытянулось лицо, — то их трупы так и лежат там?

— Не лежат, — отрезал Сергей. — Мы одного видели.

— Мороз! — радостно воскликнул Зяма, но его перебил Сергей:

— Ребята, давайте уже что-то делать, а то так до ночи будем болтать.

— Мороз же! — повторил наш мелкий друг и мой недавний вражина.

Все посмотрели на него, пританцовывающего от нетерпения, не понимая, при чем тут мороз, который побил бомжей, и как он нам поможет. Сообразив, что моя твоя не понимать, Зяма нам растолковал:

— Возле Карасихи металл принимают. Ну, чувак, Мороз. То ли погоняло, то ли фамилия такая — хрен проссышь. Тому Морозу несут краденое, у него там не двор — склад всякого говна. Если нас обчистили бомжи, то они все потащили Морозу. Вот. У него смотреть надо. Это проще всего.

— Красава! — оскалился Алтанбаев и приложил пятерню к рахитичной спинке Зямы — того аж подбросило. — Валим Мороза валить!

— Валить никого не будем, — предупредил я. — Просто побеседуем, пригрозим — но не более.

— Хороший план, — одобрил Сергей.

— На Мороза! — крикнул Зяма, купающийся в лучах всеобщего одобрения, схватил завалявшийся прут арматуры, прицепил кусок пленки, соорудив флаг, и строевым шагом направился по склону в сторону кладбища.

Крючок подобрал дырявое ведро и сделал из него барабан.

— Запе-вай! — крикнул он.

И отряд алтанбаевцев запел песню, которую, по идее, знать не должен:

— По долинам и по взгорьям

Шла дивизия вперёд,

Чтобы с горя взять Приморье —

Белой армии облом.

Шевельнулась память — в этот раз моя, и я вспомнил, что в начальной школе у нас был старенький учитель пения Баян Баяныч, который заставлял нас эту песню учить. Не успел научить, исчез куда-то, вроде умер от инсульта, я тогда был в третьем классе. Алтанбаевцы на пару лет старше, они песню на всю жизнь запомнили, правда, многие слова не понимали, потому вместо «с бою» у них понятное «с горя», а вместо «оплота» «облом». Это как красавица Икуку, вуглускр и «спасибо, мальчик сыт».

— Напивалися знамёна

Кирпичом последних ран,

Шли лихие эскадроны

Приамурских партизан.

Опять покосившись на Наташку, Алтанбаев проорал громче всех:

— Этих лет не смолкнет слава,

Не померкнет никогда!

Партизанские отряды

Занимали города.

Дальше они не помнили и начали с начала. Зяма гордо вышагивал впереди, размахивая стягом, Крючок барабанил. Наташка им подпевала — она тоже застала Баяныча и выучила песню навсегда, а я шел за ними и пытался вспомнить имя учителя.

— Как звали Баян Баяныча? — спросил я.

— Валентин Михайлович, — ответила Наташка. — Кстати, а куда он делся?

— Он возле мэня жил, — откликнулся Хулио. — Уехал к дочке.

Как-то даже на душе полегчало, я думал, что учитель умер.

Мы взобрались на холм и увидели кладбище и бедные домики внизу, развалины домика Веры, халабуду Карасей.

— Вон там! — указал Зяма вниз.

Имение Мороза напоминало язву, покрытую струпьями ржавчины: кособокий домишко, вокруг горы металлолома, на дороге за забором — остовы автомобилей, велосипедные рамы, сетки старых кроватей, ржавые трубы.

— Вроде осенью этого не было, — сказал я, вспоминая, как мы ходили спасать имущество Веры Ивановны и Карасей. — Как он все загадил, однако.

— Он недавно откинулся, — поделился Зяма. — Открыл точку. Я ему люминь ему таскал. Он платил исправно. Еще у него бухло купить можно паленое.

— Значит, скоро опять сядет, — сказал Сергей. — Ну что, пошли?

— Пусть сядет, — проворчала Наташка, — помойку развел! Уродство какое.

Мороз молодец, первым подсуетился, а значит, озолотится — пунктов приема металла пока мало, но скоро они будут расти, как грибы после дождя. Мне подумалось, что от деятельности Мороза в первую очередь будут страдать оградки на кладбище. Память взрослого подсказала, что такие конторы обычно крышуют менты. И пока они не запретят принимать оградки, беспредел будет продолжаться. Или пока Мороза не сожгут вместе с его халабудой.

Вроде это случилось, когда я учился в одиннадцатом классе. Разорили могилку любимой мамы какого-то авторитета, потомок пострадавшей подкатил к Морозу с предъявами, велел все исправить, тот не внял и пошел в отказ, сказал, что он тут ни при чем, за что и поплатился. Менты пособников мародеров крышуют, да, но не любят. Никто не стал расследовать убийство, списали на возгорание электропроводки в доме.

Наша процессия, до того растянутая по склону, сгруппировалась перед атакой, и мы начали спуск.

— Кто поговорит с Морозом? — спросил я.

— Я, кто же еще, — вызвался Сергей. — Только прежде давайте осмотрим его склад, вдруг мои доски там, они приметные, заляпаны синей краской.

— Но, если не найдем, все равно наедем! — радостно воскликнул Алтанбаев и потер ладони.

Все-таки какие люди разные! Для меня разборки с кем бы то ни было — стресс, для Алтанбаева — развлечение.

— Может, тот Мороз вообще ни при чем, — предположила Наташка.

Мы медленно спустились со склона и двинулись вдоль ржавого накренившегося забора — слева от Мороза никто не жил, и забор был в человеческий рост, но со стороны дороги — метра два с половиной. Запахло ржавчиной, Пустошами повеяло, где-то усмехнулся Безумный Макс.

— Вон они! —