Скопа Московская (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

— Он часть гусар через Преображенское берегом реки отправил в обход, — напомнил Граня Бутурлин, вместе с кем мы дрались тогда против ляхов Казановского и Дуниковского.

— Здесь не может, — покачал головой я. — Если попытается также глубоко обойти нас с фланга, то рано или поздно попадёт под огонь пушек и затинных пищалей из гуляй-города. Гусары не дураки скакать вдоль городьбы, подставляясь под наши пули и ядра. Поэтому и я вывожу пехоту в поле между крепостицами, чтобы ляхи могли бить только в одно место.

Выбрать поле для боя — это очень важно, как подсказывала мне память князя Скопина. Сражаться на узком участке гусарам будет сложно, даже несмотря на их знаменитый плотный, колено к колену, строй. К тому же они будут лишены манёвра и выходя из боя окажутся под огнём пушек гуляй-города и пищалей из крепостиц. Поэтому если мы удержимся завтра, а я вовремя ударю поместной конницей по вымотанным гусарам, то шанс на победу ещё остаётся. Главное, чтобы солдаты нового строя простояли достаточно и не дрогнули раньше времени. Весь мой замысел держался на них и это пугало.

— Хорошо, побьём ляхов завтра, — кивнул Ляпунов, — а после что же? Сила за Жигимонтом стоит великая, он так просто от Москвы не уйдёт.

— Каждое поражение в его стане развал чинит, — ответил я. — За битым королём никто не пойдёт. Ландскнехтам уже их командир из своего кармана платит, значит, на победу надеется ещё. А как побьём ляха завтра, так и не останется на неё надежд даже. И союзники от него разбегутся. Казаков Заруцкого мы ночью многих порубили, стойкости на бою это им не добавит. Так что бить надо ляха, тогда и уйдёт он от Москвы.

А ещё после победы, быть может, получится хоть что-то из дядюшки выбить. Тем более что князь Дмитрий теперь даже не в опале — всё, что он говорил прежде можно объявить наветами и ложью, ведь ни единому его слову веры нет, раз он сбежал к Жигимонту Польскому. С одной стороны это только усилит и без того растушую паранойю царя Василия, с другой же позволит надеяться, что в случае победы, войско получит хоть сколько-то денег. Быть может, удастся договориться с наёмниками и Делагарди, который не горит желанием выполнять приказ своего короля и начинать воевать с нами, однако и своих дворян забывать не стоит. Если все деньги пойдут только немцам со шведами, уже среди наших может бунт вспыхнуть, потому что дворяне и дети боярские кровь льют, конечно, за Отечество, однако без серебра и прочих наград им делать это как-то совсем уж не хочется. Вот и придётся крутиться, а в том, что денег дядюшка вряд ли даст достаточно, я ничуть не сомневался, скорее, сомневался в том, что он их вообще даст после победы.

Но пока ещё эту самую победу надо добыть, а уж после судить да рядить, как и что будет потом. И добывать её, как всегда, придётся потом и кровью.

* * *

Король с негодованием рассматривал свежие рогатки, которыми московиты за ночь успели забить прорехи в стенах передовых крепостиц. Эти упрямые варвары готовы работать день и ночь, если им будет приказано, что они и доказали. И теперь в крепостях снова стоят их стрельцы.

— И куда мы поведём наших союзников? — поинтересовался Сигизмунд у Жолкевского.

— В эти крепости, ваше величество, — уверенно ответил тот. — Отбить их теперь труда не составит, достаточно только послать казаков Заруцкого и венгерскую пехоту, они вполне в состоянии справиться со стрельцами. Это просто займёт несколько больше времени.

— Гайдуки понесли серьёзные потери во время ночной схватки, — заметил Марцин Стадницкий, который привёл из армии самозванца королю под Смоленск сотню гусар и пять сотен венгерской пехоты, за что Сигизмунд поставил его командовать всеми гайдуками в своей армии. — Они могут отказаться идти в атаку снова. Без существенного денежного вливания.

— Мои ландскнехты также прислали депутацию, — добавил Вейер, — и сообщили, что без жалования в бой сегодня идти отказываются по примеру тех, кто служит московитам.

— Их обманули, — усмехнулся король, — твоих дорогих ландскнехтов, пан Вейер. — Он указал подзорной трубой на ровный квадрат немецкой и шведской пехоты, выстроенной рядом с одной из крепостей. Внутрь самой крепостицы как раз входили немецкие мушкетёры, занимая там позицию для стрельбы. — Приведите сюда депутатов. Пускай посмотрят, как их consors[1] не вышли на поле, чтобы сразиться за московитского князя.

Вейер поклонился королю и ушёл в лагерь ландскнехтов, чтобы выполнить приказ. Быть может, вид немецкой и шведской пехоты, готовящейся к битве, действительно, заставит их изменить мнение. Хотя бы на сегодня.

— Плевать на них, — запальчиво произнёс Якуб Потоцкий. Он не был ранен вчера и сегодня рвался в бой ничуть не меньше. — Наша сила — кавалерия. Надо ударить гусарами по пехоте, рассеять московитских пикинеров и на их плечах ворваться в лагерь. Тогда они наши, ваше величество, а следом за ними и Москва!

— Идти прямо в расставленную Скопиным ловушку, — возразил ему Жолкевский. — Он ждёт, что мы ударим именно там, а значит подготовил для нас пренеприятный сюрприз. И он вполне может обойтись нам так же дорого, как атака под Смоленском.

Он намекал на неудачное нападение на оставленный запорожцами лагерь, когда московиты устроили им настоящий огненный ад своими пушками и гаковницами. Однако тогда же Якуб Потоцкий угодил в плен к московитам, сражаясь на другом берегу Днепра, и атака его гусар и в самом деле обошлась весьма дорого. А потому Якубу только зубами скрипеть оставалось — на этот упрёк ему нечего было ответить.

— Тогда что вы предлагаете, пан гетман? — поинтересовался у него король.

— Следовать плану, который приняли вчера на воинской раде, — ответил Жолкевский. — Только выделить два отряд гусар, чтобы они прикрывали пехоту, что станет атаковать передовые крепостицы московитов, от удара их поместной конницы и наёмников.

— Тогда приказывайте, пан гетман, — разрешил король, и Жолкевский принялся отдавать распоряжения пахоликам.

Вскоре гусар разделили на три неравных части. Самый большой кулак, который возглавили Потоцкие, собрался для атаки на московитскую и наёмную пехоту. Два отряда поменьше, отдали Балабану и Дуниковскому с Якобом Бобовским и его конфедератами из бывших хоругвей Зборовского, которые продолжали сражаться в королевской армии, однако приказам подчинялись лишь тем, которые считали для себя приемлемыми. Эти два отряда до поры стояли на флангах и в атаку на пехоту идти не должны, если на то не будет приказа самого гетмана.

Однако стрельцы с казаками и венгерской пехотой не спешили выходить на поле. Пахолики вернулись из казацкого лагеря ни с чем, гайдуки заявили, что потери вчера понесли слишком жестокие и не могут выставить достаточно людей на поле. И только стрельцы князя Трубецкого в обычной медлительной манере, свойственной московитам, потянулись из своего лагеря.

— Одними стрельцами крепости не взять, — заметил король, глядя на ровные шеренги московитов, вооружённых пищалями, саблями, копьями и бердышами. — Они скверно воюют в атаке.

— Верно, ваше величество, — кивнул Жолкевский, — поэтому нам нужны гайдуки и казаки. Лучше всего подошли бы немцы, но они обойдутся казне дороже.

Сколько просят ландскнехты Вейера король уже знал от него самого. Конечно, он располагал такой суммой и даже большей, однако тратить столь солидные деньги не хотел бы. Раз казаки и венгерцы обойдутся дешевле даже скопом, то лучше сделать ставку на них.

— Отправьте венгерским и казацким командирам подарки от моего имени, — велел король, — и пообещайте щедрую долю в трофеях, а после и в контрибуции, что я возьму с Москвы. Победа близка, все видят её, поэтому пускай приблизят её и получат свою долю.

— С вашего позволения, ваше величество, — нагнулся прямо к королевскому уху Жолкевский, — на Заруцкого есть иной способ влияния. Марине достаточно поманить его, приказать напрямую, полагаясь на свой статус московитской императрицы, — при этих словах король и гетман понимающе усмехнулись, — и он вынужден будет вывести своих казаков в поле.