В гостях у Рема или разведчик из будущего (СИ) - Птица Алексей

— Август Отто фон Меркель член партии с августа 1928 года.

Вольфович ничего на это не ответил. Вместо этого попытался вспомнить: с какого времени этим самым «членом» был Штирлиц. В голове неожиданно всплыла цифра — 1933 год. То есть, он ещё и раньше Штирлица сподобился стать членом национал-социалистической партии⁈ Для разведчика это весьма выгодно, а вот карма явно будет хуже. Ну, он сюда для того и попал, чтобы нагадить нацистам полную телегу. А карма… карма у него и так уже плохая.

— Срать, срать, срать на этих уродов! Мать им Кузькину, а не «Майн кампф»!

И книгу-то придурок как пафосно назвал: «Моя борьба»! С чем Гитлер боролся? С евреями, что ли? Так это потом. С коммунизмом? Но книга в 1925 году напечатана, а борьба нацистов с коммунистами только сейчас вроде началась. Впрочем, Шириновский мало знал, чем занимался Гитлер до 1925 года. Воевал на ПМВ, дослужился до ефрейтора… На этом его познания в биографии фюрера в общем-то и заканчивались. Боролся, наверное, с кем-то ещё, если книгу так назвал.

Одно настораживало Шириновского: как этот австриец (не немец, а именно австриец) умудрился возглавить германскую партию? За какие это коврижки он вдруг получил такую «должность» и стал лидером целого народа? Ладно бы фрицем был чистокровным! Так нет: он, конечно, немец этнически, но австриец политически. Странно это. Надо разбираться: что, да как, да почему. Аналогии напрашивались очень неприятные и любопытные.

Ну да ничего, он же ШИРИНОВСКИЙ! Значит, разберётся во всём. Хоть и еврей, но русский еврей, он сможет, он разберётся! Наверняка оставался хоть небольшой шанс не допустить Гитлера до власти. Не всё же всегда было завязано исключительно на него? Есть и другие вожди! В конце концов можно выйти на Тельмана и предложить ему свои услуги или настоять на уничтожении Гитлера. Сдохнет бесноватая сволочь, и всем станет легче. А сколько народу спасётся⁈

«Мечты, мечты… Но вот беда: в этой системе я пока ничего из себя не представляю», — вернулся с небес на землю Шириновский.

Кто он сейчас? Сраный штурмовик низшего звания. Всего лишь какой-то шарфюрер. И даже не СС, а СА. Вот Штирлиц был штандартенфюрером, то бишь полковником, если проводить аналогию званий вермахта с общепринятыми. А ещё он получил в ходе выполнения опасного правительственного задания травму и лежит теперь в больнице. Ведь чуть не погиб! Надо доложить об этом своему куратору, а тот пусть доложит в центр, может ему медаль за это положена⁈ Пусть знают, что он пострадал, выполняя особое задание коммунистической партии и советского правительства.

— Эй, остолоп! — недовольный своим положением Вольфович решил не церемониться со своим Альтер эго.

Да и пора привыкать к более жёсткому общению, чтобы выработать в себе нордические навыки. Политические ужимки, уместные для российского электората, здесь явно не прокатят. Правда, хамское обращение к бывшему владельцу тела тоже не прокатило. Потому как Маричев презрительно молчал. Ошибся, видать, не ту ноту взял.

— Говори, белогвардейская сволочь! — надавил на него Вольфович. — Хрустобулочник! И…

— Хватит! Это ты сволочь и балабол! Бессовестный осёл, у которого каша в голове, и нет ни ума, ни образования. Дурак набитый! — прорвало, наконец, Маричева. Он аж взмолился: — Господи, за что ты мне такие муки послал?

Шириновский невольно опешил.

— Кха, гм, кха. Это у кого нет образования? Между прочим, я институт восточных языков при МГУ закончил! При Московском государственном университете! МГУ!!!

— Это я университет закончил в Петрограде, а ты шарашкину контору, а не университет! Университет он заканчивал… Тот, кто учился в университете, так себя не ведёт, особенно сам с собой! Это быдло пьяное так на базаре ругается, а не студент или выпускник университета. Соблюдайте в конце концов приличия, товарищ! Или кто вы там есть на самом деле⁈ Да и порядочные евреи никогда не позволят себе такое поведение! Если не из украинского хутора, конечно.

— А что, если и так? — взвился Шириновский.

— Ничего, разговор закончен!

— Фриц, фашист, скотина! — бушевал Вольфович. — Я родился в Казахстане, в Алма-Ате!

— Знать не знаю такого города.

— В Верном, в Верном я родился! — вспомнил Шириновский прежнее название родного города.

— Верный знаю. Хороший был город, казачий, — поумерил пыл Маричев. — Теперь, стало быть, Алма-Ата называется?

— Да!!!

— Плохо, — буркнул советский разведчик, но тут же вернулся к проблеме коммуникации: — Когда вы соизволите обращаться ко мне вежливо и перестанете меня оскорблять, тогда и поговорим! Если этого не произойдёт, то вы и дальше сможете беспрепятственно пользоваться моей памятью (повлиять на это я не могу!), но лично я вам помогать отказываюсь. А вы со своим шизоидным темпераментом очень скоро привлечёте к себе ненужное внимание и провалите всё задание. Правда, скверные последствия коснутся нас обоих. Ну, и поделом!

— Эм-мм, гм, кха, так. Ну ладно, так…

Шириновский задумался. Человек зрелый, пожилой, много повидавший, он не собирался играть с огнём. Тем более сейчас, вновь очутившись в молодом теле. Однако и прежние закореневшие привычки никуда не делись, они остались вместе с ним, как приросшая навеки маска. Оно завсегда так: сначала ты её сам создаёшь, долго носишь, а потом вдруг осознаёшь, что скинуть эту маску уже не получается.

Вот и в отношениях с прежним владельцем тела нашла коса на камень! Прогнуть Маричева под себя Шигриновскому не удалось. Пришло время решать окончательно: или — или. Хотя чего тут решать? Всё очевидно: придётся уступать.

— Ну, это, — пошёл на попятную Владимир Вольфович, — я согласен. Ладно, давай договариваться.

— Договариваться я всегда готов. Готов ли ты, человек из будущего?

— Всегда готов! Не волнуйся, если Шириновский, сказал, что готов договариваться, он будет договариваться.

— Ну-ну. Шириновский, гм. А если не по фамилии, то как к тебе обращаться?

— Вольфович можно.

— Ясно, а ко мне просто по имени: Николай.

— Просто Николай?

— Да, я же не царь и не князь какой, можно и так.

— Ну ладно. Тогда мир и сотрудничество?

— Сотрудничество и единство!

— Пусть так, — покладисто согласился Шириновский. — Сотрудничество и единство!

Две призрачные сущности внутри одной головы протянули друг другу виртуальные руки и скрепили их ментальным рукопожатием, подарив друг другу частичку своей души. Да, именно души или, быть может, сознания. Не важно, в общем-то! Главное, они договорились в большом, а в малом договориться ни с кем и никогда всё равно не возможно, да и не нужно.

— Ты хоть женат? Или сейчас с кем-нибудь живёшь? — вдруг спросил у своего вновь обретённого второго «Я» Шириновский.

— Была у меня жена, погибла в Гражданской от тифа. Детей не успели завести. А здесь как-то не до того было. Нет тут у меня никого: ни жены, ни подруги. Так, к проституткам иногда хожу, когда уж совсем невмоготу. Напряжение снимаю.

— Это неправильно, жена нужна! Но не абы какая… К этому делу надо с умом подойти. Да и не любят нигде холостяков.

— Некогда было. Не до того, — повторил Николай.

— Понятно. Ну что же, тогда придётся мне брать всё в свои руки. Ладно, время ещё есть. Сейчас пока в больнице полежим, потом долечимся, а уже после и искать начнём. Эх, найдём тут себе немочку! Важно, чтобы не страшная, и чтобы богатая, и чтобы положение имела, — мысленно потёр ладонями Шириновский. — Так, ты же фон барон?

— Да, барон остзейский.

— Жаль, что не германский. Остзейский не сильно тут котироваться будет.

— Я знаю, но по легенде только так, иначе бы и вовсе ничего не получилось. Да и сложнее намного. Давно бы раскусили и либо морду набили, либо по-тихому в подворотне удавили. Ну, или бы выслали из страны.

— Это да… — протянул Вольфович, тут же задумавшись. Сложно всё, очень сложно.

Глава 6

Много хочешь, мало получишь

На следующий день Владимиру Вольфовичу стало значительно лучше, и в этот раз он даже смог самостоятельно доесть противную кашу. Фройляйн медсестра всё это время одобрительно смотрела на него, надеясь, что вскоре он перестанет просить утку, и ей не придётся выносить за ним судно. Голова у Шириновского ещё болела, но не так сильно, как раньше. Да и внутренние дебаты с Маричевым немного поутихли. Накал, что называется, пропал