Гостинцы от Снежной Царицы. Мороженого не желаете? - Вика Рубина

Вика Рубина, Эмма Фэйт

Гостинцы от Снежной Царицы. Мороженого не желаете?

Глава 1

— Хозяйка! Хозяйка, очнитесь! Прошу вас, умоляю!

Голосок был такой пронзительный, будто кто-то решил проверить акустику в моей черепной коробке, царапая острым гвоздем по стеклу.

А в голове и без того, надо сказать, творилось нечто, напоминающее генеральную уборку после очень бурной вечеринки — все гудело, ныло и отказывалось вставать на свои места.

Тело… о, тело было отдельной песней. Оно болело так, словно меня сначала использовали в качестве боксерской груши, а затем забыли на солнцепеке. Жара стояла такая, будто кто-то перепутал это место с доменной печью и решил подбросить пару-тройку лишних вагонеток угля.

Да и не могла я настолько умаяться, чтоб до полной отключки себя довести… или все-таки могла?

Я судорожно попыталась зацепиться за реальность. Имя. Как меня зовут? София… Ястребова София Валерьевна. Так, хорошо, это уже что-то. Дальше: я учредитель и владелица компании «Чертоги Вкуса», мне… мне шестьдесят три года.

— Хозяйка! — настырный, как торговый агент с набором самозатачивающихся овощечисток, голос снова выдернул меня из тумана. — Умоляю же, очнитесь!

Кажется, еще немного, и это создание просто разревется. Причем, судя по тональности, очень громко и очень мокро.

Постойте-ка… Хозяйка? Это она сейчас ко мне? Меня так в последний раз называла, кажется, моя домработница, да и то с такой интонацией, будто я ей задолжала не зарплату, а как минимум фамильное серебро и почку.

Я предприняла героическую попытку разлепить веки. Ощущение было такое, будто их предварительно смазали самым адским из моих экспериментальных сиропов. Был у нас такой, «Вечная Карамелька», который мне чуть все производство не остановил, намертво склеив конвейерную ленту.

И вот, сквозь мутную пелену, на меня смотрело… оно. Существо. Девочка, лет пятнадцати на вид, не больше. Худенькая, как спичка. Волосы каштановые, торчащие во все стороны, словно их последней расческой был крайне недовольный ежик. Черты лица — острые, из тех, что могут пригодиться в хозяйстве: носом, например, удобно вскрывать письма от налоговой. И… уши.

Вот тут мой мозг, и без того работавший на честном слове и последнем издыхании, не просто застонал — он запаниковал.

Уши были… ну, скажем так, не совсем стандартной комплектации. Заостренные. Да не просто, а такие, знаете, классически эльфийские. Изящно вытянутые, будто их выточил из лунного камня какой-то очень дотошный ювелир, страдающий перфекционизмом.

Прямо как на картинках в тех книжках с драконами, которые я иногда почитывала, когда квартальные отчеты по продажам «Пломбирного Величества» становились особенно… квартальными.

Я распахнула глаза так широко, что ощутила неприятную резь. Эльфийка… Самая настоящая, живая эльфийка. Быть того не может. Не может! На том корпоративе мы точно не заказывали костюмированных актеров. Я бы знала.

Сердце гулко ухнуло в груди, а потом забилось так часто-часто, как испуганная птица в клетке. В голове пронеслось: белая горячка? Предсмертные галлюцинации? Или я просто-напросто сошла с ума? Третий вариант казался наиболее правдоподобным.

Нет-нет-нет… это просто невозможно!

— Хозяйка! — снова пискнула девчушка, и в голосе было столько неподдельной паники, что я на мгновение даже забыла про ее выдающуюся ушную архитектуру. И про собственное, не менее выдающееся, похмелье без алкоголя.

Я протянула ей руку, которая ощущалась чужой и сделанной из ваты.

— Помоги… это… встать, — прохрипела я и тут же мысленно споткнулась. Голос. Это был не мой уверенный, отточенный на советах директоров голос, которым я могла заморозить энтузиазм целого отдела продаж.

Нет, это был какой-то… девичий. Звонкий, чистый и до одури незнакомый. Словно кто-то подменил мне голосовые связки, пока я была в отключке. Надеюсь, старые хотя бы на склад списали, а не пустили на сувениры.

Девочка, надо отдать ей должное, среагировала с похвальной быстротой. Ее тонкие пальцы, почти что птичьи лапки, вцепились в мою руку с неожиданной силой, и вот я уже на ногах. Ну, как на ногах. Скорее, на чем-то, что смутно напоминало ноги и отчаянно пыталось сохранить вертикальное положение. Шаталась я, правда, как пьяный матрос в трехдневном увольнении.

А вокруг… О, то, что было вокруг, заслуживало отдельной главы в трактате о том, как не надо проводить отпуск. Пейзаж, который мог бы привидеться Сальвадору Дали, если бы он решил запить свои таланты чем-то покрепче просекко.

Земля была сухая, потрескавшаяся, как старая кожаная сумка. Она уходила вдаль, до самого горизонта, где небо — не наше, привычное, голубое или серое от городских испарений, а какое-то болезненно-желтое — сливалось с этой пустыней в единую, тоскливую муть.

Солнце… если эту злобную белую блямбу в небе можно было назвать солнцем… оно не грело. Оно жарило, как раскаленная духовка.

Ни деревца, ни завалящего кустика. Ничего, кроме каких-то колючих образцов флоры, которые, казалось, питались исключительно солнечным светом и пылью.

Песок под ногами скрипел с таким отвратительным звуком, будто кто-то с садистским наслаждением пережевывал битое стекло. И жара. Не просто жара, а Жара с большой буквы «Ж». Кондиционера, разумеется, поблизости не наблюдалось. Как и вообще каких-либо признаков цивилизации, если не считать эту остроухую девицу, которая сейчас смотрела на меня с тревогой медсестры у постели очень капризного пациента.

Почему я… где я? И, что немаловажно, какого лешего я здесь делаю в компании несовершеннолетнего эльфа? Вопросы эти стучали в висках наравне с пульсирующей болью.

И тут — хрясь! — новая вспышка боли, такая, что меня сложило пополам, как перочинный ножик. Нет, это была не та боль, что от солнечного удара. Эта была другая. Мерзко знакомая, до тошноты. И перед глазами, будто на экране допотопного диапроектора, мелькнула картинка. Мутная, дерганая, и от этого еще более неприятная...

Глава 2

Чайная ложечка трижды коснулась края бокала. Звук вышел тихий, почти камерный, но в наступившей тишине зала он прозвенел, как маленький колокольчик, призывающий к вниманию. И все взгляды, словно по команде, обратились к мужчине в безупречном темно-синем костюме. Он же смотрел на меня. Не просто смотрел — в его взгляде читался вопрос, ожидание, даже какая-то почти мальчишеская робость, которую он, впрочем, тут же мастерски скрыл. Я едва заметно кивнула, давая понять, что сцена — его.

Мужчина дождался, пока последний шепоток утихнет, и начал:

— Дамы и господа, прошу буквально мгновение вашего драгоценного внимания. У меня для вас важное, я бы даже сказал, судьбоносное объявление. Я безмерно счастлив видеть