Тёмные Воды. Зимний апокалипсис - Алексей Тимофеевич Черкасов

призраки, поэтому я малость стушевался. Егорыч заглянул в гроб первым.

— Гена, посвети-ка… для-ради, — сказал он.

Я подошёл к нему и направил луч фонаря внутрь гроба. Там было пусто.

Егорыч, кряхтя, полез в гроб.

— Егорыч, ты чего это? — оторопел я.

— Чиво-чиво… — проворчал он. — Спать где-то надо, не наверх же лезть — в грязи валяться? Уж я тут прикемарю.

Я огляделся по сторонам. Больше тут прилечь было негде, да я бы в гроб и не полез, жутковато как-то. Я пошарил фонарём по стенам и вдруг, в изголовье гроба, в котором уже удобно устраивался Егорыч, заметил табличку.

— Егорыч, глянь-ка — у тебя над головой написано что-то, — и указал лучом на надпись.

Егорыч задрал голову и впился взглядом в надпись:

— Ма… Ви… блин, не видно ничего. Гена, посвети чуть в сторону, слепишь.

Я отвёл луч фонаря немного в сторону.

— Малой Виктор Сергеевич, — Егорыч встал на паузу и кубарем вылетел из гроба. — Это что же — мы в Витину могилу, что ли, пришли?

Я подошёл поближе и прочитал: «Малой Виктор Сергеевич. 6 ноября 20.. года — 19 марта 20..». Это, действительно, была могила для нашего Вити. На дне гроба что-то темнело. Я протянул руку — это был анх, похоже, тот самый, который я получил от Иваныча.

— А Витя-то где? — растерянно спросил Егорыч и стал озираться по сторонам, как будто надеясь его увидеть где-нибудь в стене. Вдруг взгляд его остановился где-то у меня за спиной, и я оглянулся.

— Дверь, Гена, — сказал Егорыч. — Это ж дверь!

Я положил амулет в карман, подошёл к стене и разглядел едва заметный контур дверного проёма. Толкнул, тяжёлая дверь с трудом, но поддавалась. Егорыч упёрся со мной, дверь медленно двигалась, а из щели в наш мрачный склеп проскользнул луч света.

— Там свет, Егорыч, — сказал я, и мы снова навалились на дверь.

Дверь двигалась тяжело, но плавно. Это значило, что петли были в норме, и весь дверной механизм был рабочим, но рассчитанным на бо́льшую, чем у нас, силу.

Пот лил с нас ручьём, но мы сумели открыть дверь больше, чем наполовину. Открылся освещённый коридор, из которого направо и налево расходились комнатушки. Мы с Егорычем вошли в первую из них, здесь тоже был склеп. Я и заглянул в гроб. В отличие от Витиного, в этом гробе лежал человек. Я посветил фонариком ему в лицо и увидел знакомые черты. «Проханов Сергей Иванович», прочитал я на табличке у изголовья гроба.

— Егорыч, это же могила Иваныча, — сказал я.

— Ага, он, Иваныч, — сказал Егорыч. — Как же он сюда попал? Недавно у нас в гостях был…

— Так помер он, — раздался голос из коридора. Я резко развернулся. В дверном проёме стоял человек, в котором я узнал Седого Беса.

— Помер Иваныч-то, — повторил он. — Да ты ведь знаешь, — кивнул он мне.

— Когда же? — спросил Егорыч.

— Так давно уж, — закатил глаза Бес. — Почитай… летом вот уж два года будет.

Егорыч вылупился на него:

— Да как же? Три дня назад он у нас водку пил…

Седой Бес не ответил и продолжал:

— Это туточки ваше кладби́ще, ребятки. Все тута и ляжете. Когда срок придёт. На днях вона новички пришли… пойдёте смотреть?

— Какие новички? — спросил я.

— Да ваши, — закивал Бес. — Пятеро. С одной стороны как будто подкопчёные малость, жёг их хтой-то, что ли?

— Где они? — спросил я.

— А пойдём, покажу, — Седой Бес перехватив свою палку за середину и побежал вперёд мягкими кошачьими прыжками. Мы с Егорычем с трудом за ним поспевали. Несколько минут мы бежали по коридору, поворачивая то вправо, то влево. Наконец, Бес остановился и показал рукой направо:

— Вот, пожалуйста, здесь ваши лежат, вот в этих комнатках. Осмотрите, убедитесь, что всё в порядке.

Я вошёл в очередной склеп. Слева от входа стоял каменный гроб, и в нём лежал Денис, обгоревший с одной стороны. В следующей комнате лежала Марина, затем Гульнара и Тимур. Дальше был гроб с Зойкой.

— А ты-то кто будешь? — спросил я, глядя на старика.

— Так я смотритель местный, вот и за кладби́щем присматриваю, и за степью. Энтот, кажись… степовой, а? — Бес вопросительно посмотрел на меня. — Так меня ваша порода кличет, — сказал он.

— А Витя где лежит, — спросил я. — Дай попрощаться.

— Это вот не могу, — Бес с виноватым видом посмотрел в пол. — На дне Витя-то, пока сюда не прибыл.

— А говорил со мной нынче кто?

— Так это, хороший мой… оне все были не в своённых телесах, это же один только дух, — пояснил Бес. — Вот которые померли, да тела доступны, оне все тутачки, на кладби́ще. И все в полном порядке, уж за то я отвечаю. Но и которые не прибыли ишшо, но померли, на тех на всех места заготовлены.

— Как на Витю, — сказал я.

— Ага, точно. Как на Витю.

Затем Седой Бес вопросительно посмотрел на меня и Егорыча, перебегая маленькими глазками то на моё лицо, то на его:

— Ну что вам ишшо показать, гости?

Мы с Егорычем промолчали растерянно.

— Ну а ежели ничего, то вам таперича тудой, — Седой Бес показал палкой вдоль коридора. — И одёжу свою возьмите, а то там дюже холодно́, — Седой Бес показал рукой на тёмный угол, в котором мы, подойдя, нашли наши тулупы, которые бросили на поверхности.

Мы неуверенно двинулись в указанном направлении. Я оглянулся.

— А куда мы придём-то?

— Да куды надоть, туды и при́дете, — замахал руками Бес. — А я уж тут всё приберу, закрою…

Мы с Егорычем пошли по коридору во тьму. Словно луч прожектора освещал пространство вокруг нас, а позади сгущался мрак. Минут через десять, после очередного поворота, в конце коридора показалось светлое пятно. Мы подошли к нему. Это оказался выход на поверхность — что-то вроде пещеры или грота.

Мы вышли и оказались возле «Нивы». Здесь было морозно, мы поёжились и накинули тулупы.

— Так, шли мы минут десять-пятнадцать, — сказал Егорыч. — Шли не спеша, путляя туда-сюда. Значит не дальше километра