Темна вода во облацех - Александр Федорович Тебеньков

Осиповича — включать заново тот самый регулирующий центр? Пусть с подсказки, с подачи... Нужен был первичный толчок.

Банник и Баринов переглянулись. А ведь верно, как они не заметили этой очевидности?.. Вот тебе и Шишков, даром, что числится в роли телохранителя и сиделки. А ведь, помнится, закончил в свое время биофак МГУ.

Банник кашлянул, прерывая паузу. Потом оглядел собеседников, широко улыбнулся.

— Эх, мужики! Похоже, чем дальше в лес, тем толще партизаны... Эдак мы сейчас ввяжемся еще и в дискуссию о происхождении наших ненормальных способностей... Да может, вообще, вот ты, — он указал на Баринова, — от меня заразился, а Ванька ваш — от своего папашки.

— А ты сам? — Баринов иронически прищурился.

— Да от кого угодно! Не от матери, так от отца, а может, от проезжего молодца! Такой вариант устраивает?

— Нда-а, темна вода во облацех, — задумчиво проговорил Коровников. — Сдается мне, человеческие мозги еще многим нас смогут удивить.

Банник решительно поднялся.

— Баста! Хорош дискутировать, сегодня гуляем! Сергей, заводи мотор, едем ко мне! Регину я предупредил, ждет нас праздничный обед — с шампанским, ананасами и рябчиками!

Привез их Шишков в самый центр, на Большую Бронную.

Да-а, место непростое, и люди живут в большинстве не рядовые. Хоть на внешней стороне Бульварного кольца — но престижно. И кафе «Лира», что на первом этаже, тоже не ординарное. Они с Лизой пару раз бывали здесь в свое время, выстаивали очередь...

Банник перехватил его заинтересованный взгляд, взял под руку, пропуская вперед Шишкова с Коровниковым.

— Я ведь, Павел Филиппович, коренной москвич. В четвертом поколении как минимум, — сказал он негромко. — Жили в Хамовниках, потом отцу дали квартиру на Котельнической набережной. А здесь я обитаю лет десять. Дочь замужем, хозяйство ведет Регина, старшая сестра покойной жены.

...Стол уже ждал.

Сели вчетвером. Пожилая женщина с невыразительным лицом обошла вокруг, озабоченно проверяя, все ли в порядке, кивнула хозяину, и неслышно вышла. Банник проводил ее взглядом, повернулся к собравшимся.

— Минутку, ребята, всего лишь минутку. Дело прежде всего.

Вернулся он действительно быстро, поставил на стол перед собой резную, размером с толстый книжный том шкатулку красного дерева.

— Был бы я царем или генсеком, сказал бы — просите, чего душе угодно! Однако так не получится, потому не обессудьте — что могу.

Он открыл шкатулку замысловатым ключиком, достал туго набитый замшевый мешочек-кисет, развязал шнурок... Камни посыпались на блюдо с отчетливым стуком, мерцая и поблескивая в ярком свете люстры.

Баринову не приходилось раньше видеть необработанные алмазы, но то, что перед ним действительно они, сомнений не возникло ни на секунду.

— Это что, те самые? — вполголоса спросил он.

Банник встряхнул блюдо, равномерно распределяя по нему камни.

— Они самые, африканские.

— Так ты их себе оставил?

— Ну, не все, конечно. Как честный человек с государством поделился. Хотя по справедливости я — естественный и единственный наследник того колдуна.

Он принялся перебирать камни, выкладывая две кучки на скатерти — покрупнее и поокруглее, проверяя иные на свет. Выложил по семь штук, но количество на блюде, казалось, не изменилось. Ссыпал оставшиеся снова в кисет, уложил в шкатулку, а ее небрежно отставил на сервант.

Шишков подал две круглые коробочки из-под монпансье. Банник аккуратно перенес каждую кучку в свою коробочку, бережно переложил камни ватой, уже бывшей внутри. Плотно закрыл, положил одну перед Коровниковым, другую перед Бариновым.

— Прошу, примите, пожалуйста — искренне и от всего сердца. Это самое малое, чем в данный момент я могу вас отблагодарить, друзья... А сейчас, Сережа, налей полней! За подаренную мне вторую попытку...

Баринов бережно поднял рюмку. Шишков в самом деле постарался, наполнил коньяком «с мениском».

— Все это, конечно, хорошо и очень здорово, однако ж, — он бросил короткий взгляд на Шишкова, сидевшего напротив. — Однако ж, Николай Осипович, как мне кажется, не совсем справедливо...

Банник понял правильно, улыбнулся и похлопал его по руке. А Шишков поднял свою рюмку и сказал невозмутимо:

— Не беспокойтесь, Павел Филиппович, я тоже не обижен. Все, что причитается, уже давно имею.

Выпили, закусили. Коньяк был действительно отменный. Даже Коровников отдал ему должное. Потом осторожно сказал:

— Спасибо большое, Николай Осипович. Я, конечно, в каменьях не сильно разбираюсь, только, по-моему, то, что здесь, — он указал пальцем на лежащую перед ним коробочку с пестрой бабочкой на всю крышку. — То, что здесь — это очень большая ценность.

Отнекиваться Банник не стал.

— В общем-то, да. Алмазы не самые крупные, однако, карат по пятнадцать-двадцать. Правда, не обработанные, а при огранке теряется до пятидесяти процентов, а то и больше... Ну и, тогда уж, сразу хочу вас, ребята, остеречь — будьте с камушками поаккуратнее. В принципе, пара-тройка таких цацек — это двухэтажный особнячок в Гаграх, с гаражом, бассейном и теннисным кортом. Но и пятнадцать лет с конфискацией имущества. Операции с драгметаллами и каменьями — монополия государства.

Желательно было до конца отследить ситуацию, и Баринов спросил, указав глазами на шкатулку:

— Ну, а ты как их используешь? Не контрабандой же гонишь за границу.

Банник пожал плечами.

— На черном рынке тоже не торгую. В миллионах я на сегодняшний день не нуждаюсь, при моих потребностях не успеваю тратить то, что зарабатываю. Ведро шампанского за раз не выпьешь и бадью паюсной икры не съешь. И десять пыжиковых шапок на себя не напялишь... Четыре штуки только и употребил — дочери на двадцатипятилетие. Надежный человечек сработал гарнитур: серьги, кулон и колечко.

— Значит, только для личных нужд.

— Можно сказать и так. А вообще, пусть лежат, сердце греют. Достанешь, посмотришь — приятно глазу... Да и по наследству будет что передать.

...Засиделись допоздна.

Обещания Банника оказались не фигурой речи. Кроме традиционных деликатесов в виде икры, крабов и индейки на столе впрямь обнаружились рябчики, ананасы, заливное из медвежатины, и совсем уж экзотические устрицы и омары.

Баринов не выдержал, спросил:

— Николай, а жульен из соловьиных пупочков у тебя часом не подадут?

Слегка захмелевший Банник приобнял его за плечи, встряхнул и сказал, не притушив голос:

— Дорогой мой Павел Филиппович! Уважаемый Василий Петрович! Друзья! Простите мою слабость, но мне очень и очень хочется, чтобы мы все навсегда запомнили этот вечер!

Тут же, заговорщески подмигнув, мягко, но настойчиво увлек Баринова по ярко освещенному коридору в кабинет.

С любопытством оглядываясь по сторонам, Баринов напряженно вспоминал — где он уже видел такое?.. Не сразу, но вспомнил, и удивился в очередной раз: это же почти точная копия того