Юлия Латынина - Вейская империя (Том 1-5)

И спихнул девицу с колен. Парень рядом обиделся:

- Слушай, костяная ножка, ты колдун или "розовенький"? Ты чего казенную девушку обижаешь? Вот я сейчас стражу кликну!

Парень, конечно, хотел их напугать. Все закричали, поднялась свалка. Арфарра брезгливо усмехнулся, говорит Даттаму: держись за меня. Махнул рукавом - из печенья полез белый дым, лавка взлетела под потолок...

Даттам очнулся, - над ним небо в серебряную сетку, на деревьях золотые яблоки, - небесный дворец!

Спутник, Харсома, сказал Арфарре с досадой:

- И для таких-то фокусов я вас пускаю к тайным книгам!

Даттам часто встречался с новыми друзьями. Харсома был троюродный племянник вдовствующей государыни, инспектор по налогам. Как описать? Незлобив, незаметен.... Совершенный чиновник подобен истине: нельзя говорить об истине, но лишь благодаря истине возможна речь.

Арфарра был сыном мелкого сельского чиновника, и после экзаменов хотел стать монахом в храме Шакуника.

Монахи-шакуники тогда не могли рассчитывать на карьеру при дворе. Шакуник пришел в империю вместе с варварами, и при государе Амаре знатные люди переполнили храм деньгами и землями, взятыми со всей ойкумены. Когда государь Иршахчан возобновил древние законы и вернул захваченные земли народу, отменив "твое" и "мое", храм был, увы, на стороне тех, кто проявил непочтительность к государю. Государь указал, что храмовые земли принадлежат ему, как воплощению Шакуника, разорил храмовые мастерские и пощадил только сокровищницу.

- А чем занимаются монахи сейчас? - спросил как-то Даттам.

- Осмысляют сущее и существующее, - ответил Арфарра.

А Харсома прибавил:

- Деньги дают в рост.

Увы! И сказать постыдно, и умолчать нельзя. Казалось бы: уничтожили в империи торговцев, отменили корыстолюбие, ни один частный человек не смеет завести себе мастерскую. И что же? Иные храмы обратили сокровищницы в ссудные кассы, стали вести себя хуже торговцев. Даже те впадают в соблазн, которым вера предписывает презирать мирское. А Шакуник - варварский бог, бог грабежа и богатства. Монахи говорят: Шакуник предшествует субъекту и объекту, действию и состоянию, различает вещи друг от друга, придает им смысл и форму, и нет в мире ничего, что было бы чуждо ему - золото, серебро, камни... И копят, и приумножают, а золото - проклятая вещь: сколько ни съешь, все мало. А Арфарра всего этого тогда не замечал.

Государь Иршахчан, как известно, поощрял изобретателей, особенно искателей золота и вечности. Бесчестные люди, однако, наживались на страсти Основателя, толпами стекались в столицу. При испытаниях все шло хорошо: и золото из меди вываривалось, и новые водоотливные колеса вертелись...

Однако если общиннику будет в два раза легче поливать, разве он станет в два раза больше сеять? Нет, он будет в два раза меньше работать.

И вот, когда последние проявления непочтительности были истреблены, инспектор Шайшорда подал доклад. "Нынче в государстве мир, механизмы же родятся от войны и корысти отдельных лиц, а рождают народную леность...". В результате доклада государь изволил запретить недобросовестные изобретения.

После этого некоторые книги попали в государеву сокровищницу, как и все редкостное. Однако Даттам и Арфарра, по ходатайству Харсомы, имели доступ в Небесный Сад. Ходили туда каждый день: книги - плод проклятый: сколько ни ешь - все голоден.

Трое друзей были совершенно неразлучны. Ели вместе, спали вместе, вместе ходили в веселые переулки. Даттаму как-то раз понравилась барышня Харсомы, тот немедленно уступил ему барышню, и еще два месяца платил за домик, где она жила. Вообще у Харсомы денег было удивительно много, гораздо больше, чем полагалось дальнему родственнику императора.

Как-то Харсома показал Даттаму бумагу о делах, творящихся в Варнарайне. Сообщалось, что некто Хариз, доверенное лицо наследника, даром велел цеху кузнецов отделать его новый загородный дворец, угрожая в противном случае снизить расценки и довести цех до полной нищеты. А спустя два месяца тот же Хариз подал заявление о том, что-де баржа, груженная светильниками для столицы, утопла. Кузнецам из-за этого не выплатили денег за светильники, а между тем светильники и не думали утопать, - они были тайно выгружены в одном из поместий наследника, а баржу затопили пустую, чтобы скрыть казнокрадство. Назывались также имена девиц, которых Хариз держал у себе на подушке, стращая их арестом семьи.

Даттам изумился:

- Как это к тебе попало?

Харсома махнул рукой:

- На жалобном столбе висело... Это правда, что тут написано?

- Да откуда же я знаю? - изумился Даттам, - хоть писал-то кто?

- Да дядя твой, голова твоя соленая! Что он за человек? Это правда, что он поссорился с Харизом из-за взятки? Сам - умелец все пять пальцев в масле держать... Что это за история с ушками треножника?

Но Даттам об ушках треножника ничего не знал.

Его интересовали лишь механизмы - числа, обросшие плотью. Любил он их за то, что, если что-то не так, - можно было разобрать на части и переложить по-правильному. А мир механизмом не был, и потому Даттама не занимал. Черна ли, бела ли душа правителя - Даттаму, увы, было все равно. Он думал так: черной ли, белой краской выкрашу я модель, - разве изменит это свойства и связи?

- Да не знаю я ничего, - пробормотал Даттам.

- Ну, - сказал с досадой Харсома, - ты, Датти, право, не человек, а канарейка, - если тебя не кормить, так с голоду у корма умрешь! Это правда хоть, что дядя твой очень влиятелен среди черни? Чуть ли, говорят, не пророк?

- Да что такое пророк?

- Если человек лжет другим, а сам про себя все знает, его называют обманщиком, - пояснил Харсома, - а если он лжет другим и верит в свою ложь сам, его называют пророком.

Даттам после этого останавливался у жалобных столбов доклада нигде не видел.

Даттам сделал механический гравировальный станок и по рекомендации Харсомы принес его одному человеку. Это оказался тот самый императорский конюший Арравет, который вместе с Рехеттой лазил по заброшенным шахтам.

Арравет обрадовался.

Конюший Арравет тоже был в некотором роде колдуном: дом, где он жил, в земляном кадастре значился частью государева парка. А приглядишься: высятся стены там, где по описи пустошь для выездки лошадей, резные перила соткутся над призрачным озером... и я так скажу: если всякая магия, помимо казенных чародеев, черная, то и это черная магия.

Арравета называли одним из самых богатых людей империи. Однажды поймали вора, который показал, что унес у Арравета двадцать тысяч. Арравет, конечно, отперся: "Я - мелкий чиновник, откуда у меня такие деньги?" Наутро вора нашли в городской тюрьме задохнувшимся.