Дьявол и Дэниэл Уэбстер - Стивен Винсент Бене

мыслить свободнее. Ток, протекающий по их соединенным рукам, усиливался, и еще минута-другая – и они стали бы прежними, какими всегда знали друг друга.

Пожалуй, только по досадной случайности Роджер выбрал именно этот момент, чтобы рассказать историю о муравьеде.

Он выколотил трубку и вдруг улыбнулся каким-то своим мыслям. У Терри екнуло сердце, на языке вдруг возникла сладость – каким юным и насмешливым он всегда выглядел, когда улыбался! Она улыбнулась в ответ, и все ее лицо переменилось.

– Что такое, милый? – спросила она.

Он рассмеялся.

– Да ничего, – ответил он. – Просто вспомнилось кое-что. Ты никогда не слышала историю о муравьеде?

Она покачала головой.

– Так вот… – начал он. – Но ты наверняка слышала – неужели нет? Ну так вот, был на Юге один городок…

– …И хитрец заявил: «Да ладно, леди, никакой это не муравьед – это Эдвард!» – торжествующе закончил он несколько минут спустя. И, не удержавшись, рассмеялся – глупая байка всякий раз смешила его, несмотря на всю ее давность. А потом взглянул на Терри и увидел, что она не смеется.

– Что такое, в чем дело? – машинально спросил он. – Тебе холодно, дорогая, или?..

Она выдернула свою уж слишком напряженную руку из его ладони.

– Нет, – ответила она, глядя прямо перед собой. – Я в порядке. Спасибо.

Он внимательно смотрел на нее. Перед ним был человек, которого он прежде никогда не видел.

– Что ж… – растерянно пробормотал он, – что ж… – потом он сжал губы, выпятил подбородок и тоже засмотрелся вдаль.

Терри украдкой взглянула на него. Было ужасно и отвратительно видеть, как он сидит рядом, такой мрачный и отчужденный. Ей хотелось заговорить, кинуться к нему, заверить: «О, это я во всем виновата, это я!» – позволить себе роскошь этих слов. Но тут она вспомнила муравьеда, и ее сердце ожесточилось.

Дело даже не в том, строго сказала себе она, что эта история неприлична. Нет, она не такая, а если бы и была такой, разве они не собирались всегда вести себя откровенно и раскрепощенно друг с другом в подобных ситуациях? Однако история была того рода, какие она всегда терпеть не могла, – жестокая и… да, пошлая. И даже не с толикой здоровой пошлости – пошлая безо всяких оправдывающих эпитетов. Он должен был знать, как ненавистны ей подобные истории. Должен был знать!

Если любовь значит хоть что-нибудь, как пишут в книгах, она означает умение понимать другого, ведь так? А если не понимаешь другого в такой малости, какой же тогда будет дальнейшая жизнь? Любовь подобна новенькому серебряному доллару – блестящему, незапятнанному и цельному. Компромиссы в любви просто невозможны.

Все эти спутанные, но пылкие мысли вспыхивали у нее в голове. Вместе с тем она понимала, что устала, растеряна, издергана и что натертая пятка – маленький очаг острой боли. А потом Роджер заговорил.

– Жаль, что ты сочла мою историю настолько неинтересной, – произнес он принужденно, с оттенком обиды и упрека. – Если бы я знал, что ты так отнесешься к ней, я постарался бы рассказать что-нибудь более забавное… пусть даже мы бы говорили…

Он осекся, повернув к ней застывшее лицо. Она почувствовала, как мышцы ее собственного лица напряглись и застыли в ответ.

– Уверяю тебя, я нисколько не была шокирована, – произнесла она так же натянуто. – Просто сочла рассказ не очень забавным. Вот и все.

– Понятно. Что ж, прошу простить меня за оплошность, – заключил он и снова обратил взгляд на пейзаж.

Пульс гневно забился у нее на запястье. Что-то пострадало, что-то нарушилось. Если бы он только повел себя как прежний Роджер и поцеловал ее вместо всех этих слов… что ж, теперь это его вина.

– Да, мне он показался нисколько не забавным, – заявила она голосом, резкость которого удивила ее, – если уж хочешь знать. Только довольно жестоким, заурядным, и… да, бедный негр…

– Вот-вот! – с горечью и раздражением перебил он. – Еще хитреца пожалей! Пожалей всех, кроме человека, который пытается тебя развлечь! А по-моему, история чертовски забавная, и всегда была, и…

Оба вскочили и теперь стояли лицом к лицу, нанося словесные удары.

– И пошлая, – с жаром выпалила она, – откровенно пошлая и даже недостаточно непристойная, чтобы быть забавной. Ну надо же, муравьед! Роджер Шарп, да ведь это же…

– И куда же девалось чувство юмора, которым ты вечно кичилась? – кричал он. – Господи, да что с тобой стряслось, Терри? Я всегда думал, что ты… а на самом деле ты…

– Да, мы оба явно ошибались насчет друг друга, – услышала она собственный незнакомый голос, а потом, еще сильнее ужаснув ее, послышался другой незнакомый голос – Роджера:

– Что ж, если ты так к этому относишься, тогда определенно ошибались.

Они потрясенно уставились один на другого.

– Вот! – твердила она. – Вот! Господи, ну почему оно не слезает с пальца?

– Не снимай! Слышишь, маленькая дуреха? – взревел он так неожиданно, что она вздрогнула, споткнулась, попала каблуком в трещину в камне, неловко упала и, несмотря на всю свою решимость, самым недостойным и шаблонным образом разрыдалась.

Потом было примирение. Безусловно, оно проходило по совершенно традиционному сценарию и перемежалось возгласами «нет, это моя вина! Ну скажи, что это так!», но для них оно было единственным в истории.

Терри с раскаянием вспоминала его вечером, ожидая Роджера. Он был прав – она вела себя, как дуреха. Сознание, что она дуреха, необъяснимо утешало ее.

Тем не менее они многое наговорили друг другу и отнюдь не в шутку. Он ранил ее, она старалась ранить его. Она серьезно обдумывала эти факты. Любовь, блестящий серебряный доллар. Не то что обычные монеты в чужих карманах. А нечто особенное, иное и уже слегка, едва заметно запятнанное, как становится запотевшим от дыхания оконное стекло?

Она вела себя, как дуреха. Но забыть про муравьеда ей никак не удавалось.

А потом она оказалась в объятиях Роджера и наполнилась уверенностью, что они с Роджером другие. И всегда будут другими. Их брак никогда не станет похожим ни на один другой брак мира.

* * *

Супруги Шарп были женаты ровно шесть лет и пять часов, когда Терри, глядя на умное и интеллигентное лицо своего любящего и полностью ее устраивающего мужа, сидящего за столом напротив, вдруг обнаружила, что ей отчаянно одиноко.

Все началось с ошибки – с принятого приглашения на ужин к Латтиморам как раз в годовщину свадьбы самих Шарпов. Мистер Латтимор возглавлял компанию Роджера, поэтому приглашение от миссис Латтимор по силе почти соответствовало высочайшему повелению. Они с Роджером все обсудили и благоразумно решили, что отвертеться