Евгений Филенко - Объемный взрыв

Ознакомительный фрагмент

– Грешники вы все, – сказал мичман с удовлетворением. – Будут вас у Юагрморна на камбузе в ржавой мясорубке на фарш проворачивать.

– Будут, янрирр мичман, – радостно согласился сержант Аунгу, – ой будут! А вас, я так думаю, в ступке разотрут на специи…

Нунгатау развернул над столом экран монитора и вывел туда фрагмент записи из «Зелья и порока». Увеличил, насколько позволяло качество материала.

– Это он? – спросил рядовой Юлфедкерк отчего-то шепотом.

– Да, – сказал мичман. – Это наш келументари.

Почти с минуту все молча вглядывались в лицо келументари, словно бы пытаясь найти в нем признаки потаенной угрозы.

– Совсем пацан, – наконец промолвил ефрейтор Бангатахх.

– Кадет-первогодка, – сказал рядовой Юлфедкерк. – Мы в училище таких даже не чморили.

– Все же он другой, – отметил сержант Аунгу. – Может быть, в метрополии он мог бы затеряться, но здесь всякий ткнет в него пальцем.

– Потому он и удрал отсюда при первой возможности, – сказал Нунгатау. – А теперь ответьте: куда этот болезненный дохляк направится, чтобы собраться с мыслями и силами?

– Чего тут думать, – сказал сержант. – За неимением лучшего – на Шокхагу.

– Согласен, – кивнул Бангатахх.

– А я вот что скажу, – промолвил мичман. – Вижу, вам ужасно не хочется на Троктарк. Да чего уж – вы боитесь. Военная база, режимный объект, орбитальное патрулирование… чего вы там еще наврали мне с три короба… Но я кое-что знаю об этом парне. Из всех возможных путей он выберет наихудший. Значит, и мы вслед за ним. Мы зачем сюда прибыли – искать, где безопаснее, или рискнуть своими никчемными шкурами и добыть-таки келументари для гранд-адмирала?

– Нас собьют, – сказал сержант упрямо.

– Что за глупости, – фыркнул Нунгатау. – Как нас могут подбить, с таким козырным парнем в кресле пилота?!

7. К вопросу о человеческих реакциях

– Это, – капитан Ктелларн совершил плавный жест в направлении стены, – просто технологический стык. Ни к каким сокровищам Али-бабы или тайнам Мадридского двора он вас не приведет. – Капитан прошел к столу, выдвинул кресло и сел спиной к двери. Как бы между делом извлек на свет личное оружие – скерн и положил перед собой. – Но поднимать доски пола не следует.

– Что там?

– Ничего любопытного. Инженерные коммуникации.

– Хоакин Феррейра жив? – сразу же спросил Оберт.

– Это философский вопрос. Странно, что он не заинтересовал вас раньше.

– Мы такие ненаблюдательные, – сказал Оберт с каменным выражением лица.

– Что же изменилось? – спросил Ктелларн, ни к кому специально не обращаясь, вперивши стеклянный взор в пространство. – Отчего, когда минуло столько времени с момента последней вспышки вашей активности, не столько драматической, сколько комической, вы вновь стали задаваться вопросами?

– Но мы же не растения, – сказал Оберт. – Ставить вопросы и искать решения – в человеческой природе, «и кто истребил бы в человеке зачатки этих качеств, тот уничтожил бы основания, на которых зиждется наша жизнь»[4].

– Кстати, вы правы, – заметил капитан. – Я действительно не считаю вас растениями. Я склонен относить вас к разряду высокоорганизованных животных, наделенных выраженным стадным инстинктом. Или стайным, в зависимости от того, что вам диктует самооценка. Потому я и озадачен. Никто не ждет, что животные, которые мирно пасутся, питаются и совокупляются, вдруг начнут ставить вопросы.

– И как же вы намерены поступить? – с живым интересом осведомился Оберт. – Оставить вопросы без ответов или успокоить разволновавшееся стадо?

– Давайте проведем эксперимент. Быть может, в том, что вы узнаете о себе и о мире, где пасетесь, чуть больше обычного, есть некий резон.

– Так что насчет Хоакина Феррейры?

– Он определенно не мертв, – с удовольствием сообщил капитан Ктелларн.

– Где он находится?

– Гм… Он не покидал территории поселка.

– Что происходит с временами года?

– Ничего. – Ктелларн спокойно встретил недоумевающие взгляды и слегка пожал плечами. – Что с ними может происходить? Разве на смену времен года можно повлиять? Все как обычно. Чего вы ожидали, каких чудес? У мироздания не настолько богатая фантазия, чтобы изобретать новые орбитальные фазы… Мягкое солнечное лето. За ним – короткий сезон ветров и дождей, когда вся природа готовится ко сну. Потом длинная и жесткая зима, с обильными снегами, метелями и сугробами. Между прочим, здешние снежинки мало отличаются от земных… Зима сменяется оттепелью, половодьем, новым сезоном ветров, но уже без осадков. И наконец приходит лето. Мягкое и солнечное.

– И мы просыпаемся, и обнаруживаем, что ничего вокруг не изменилось, – промолвил Оберт.

– Если что-то изменилось, – веско сказал капитан, – мы подвергаем стыки тщательной рихтовке. До недавних пор нам это неплохо удавалось.

– Как вы это делаете?

– У нас, эхайнов, есть серьезный опыт ментальных операций, в чем-то превосходящий ваши достижения… Не стану вникать в детали, поскольку и сам не посвящен, замечу лишь, что конкретно вы, янрирр Оберт, никогда уже не вспомните один неприятный инцидент с книгами…

– Не было у меня никаких книг… – возмутился было Оберт, и сразу же прикусил язык.

– Говорю же, не вспомните! – хохотнул капитан. – На практике это выглядит примерно так: в преддверии сезона ветров в поселок из метрополии тайно прибывает группа специалистов-психотехников со своей аппаратурой. Той же ночью все человеческое население поселка нечувствительно погружается в глубокий и, что характерно, здоровый сон. Ваше физическое состояние подвергают глубокому всестороннему обследованию. Заодно, между делом, пополняют фонд антропологической информации. После завершения предварительных процедур сон сменяется диапаузой. Все физиологические процессы в ваших организмах искусственно тормозятся, а тела для вящей сохранности помещаются в специальные капсулы с нейтральной жидкостно-газовой средой. Я беру отпуск, весь эхайнский персонал поселка покидает планету. Остаются лишь несколько дежурных, наблюдающих за капсулами…

«Книги… Зачем мне здесь книги? Что бы я стал с ними делать? Может быть, они находились в багаже и были чем-то особенно дороги мне? – Оберт лихорадочно проворачивал в мозгу тяжкие жернова воспоминаний, пытаясь достучаться до самых дальних уголков памяти. Ничего. Никаких следов. – Сволочи. Подонки. Как они посмели влезть в мою голову, в сокровищницу бесценных мыслей, нереализованных идей… и секретов?! Впрочем, что они могут понять в моих маленьких человеческих секретах… да хотя бы даже и крупных! Но что они там вытоптали между делом, даже не заметив или не придав значения?.. Сволочи. Я никогда этого не узнаю. Никогда». Он вдруг с болезненной остротой почувствовал себя ограбленным. Не тогда, пять лет назад, внезапно лишившись личной свободы, свободы передвижения, свободы выбора линий поведения – в конце концов, человек никогда не бывает абсолютно свободен: окружение, обязательства, сиюминутные заботы диктуют ему все дальнейшие шаги… а именно сейчас, когда вдруг обнаружилось, что даже собственной памяти он уже не единоличный и полновластный хозяин.