Жестянка, полная червей - Бен Бова

— Ну-у, ска-ажем, — протянул Сэм, — как вы отнесетесь к рекламе во славу Секты Моралистов, которая будет сиять на небе и которую видно будет от Новой Англии до долины Миссисипи?

«Нет!» — беззвучно закричала я. Не может Сэм помогать им в этом! Это же святотатство.

Однако когда предложение Сэма наконец дошло до Дрябни, глаза у владыки, и без того хитрющие, сделались еще хитрее.

— О чем это вы говорите, мистер Ганн?

Сэм вкратце поведал о намерении использовать электронные пушки для создания реклам в ионосфере. С каждым словом его рассказа глаза Дрябни делались все шире и жаднее.

Под конец бородатая физия расплылась в милостивой улыбке.

— Вы были правы, мистер Ганн. Наше положение с величайшей точностью описано в Библии: «Отпускай хлеб твой по водам, потому что по прошествии многих дней воздастся тебе тысячекратно».

— Значит ли это, что мы поладили? прямо спросил Сэм.

Я рванулась к нему и с такой силой хлопнула по выключателю экрана, что меня тут же подбросило вверх. Сэм поднял на меня взгляд. И следа удивления не было на его лице. Он смотрел так, будто ожидал, что я драку с ним затею.

— Ты этого не сделаешь! — воскликнула я. — Ты ж им на руку играешь! Ты не можешь….

— Ты хочешь остаться на астероиде или нет?

Я поперхнулась на полуслове и уставилась на него. Глаза Сэма, сделавшиеся сплошь серыми, буравили меня насквозь.

— Дела, девочка, именно так и делаются, — сказал он. — Тебе нужен астероид. Им нужен астероид. Я угрожаю, они знают, что моя угроза чушь и блеф, но делают вид, что изучают ее — до тех пор, пока не получат того, чего в настоящий момент у них нет. Сводится все это к тому, что ты можешь оставаться на астероиде, если Тот-Кто-Святее-Тебя получает готовой свою рекламу в ионосфере. Такова сделка. Ты на нее идешь или нет?

Говорить я была не в силах. Слишком много ярости, слишком много путаницы. Я разрывалась, не в силах сделать выбор, и злилась на Сэма за то, что он вверг меня в эту агонию нерешительности. Да, я хотела остаться на астероиде, только — не ценой того, чтобы позволить Моралистам обесчестить небо!

Экран снова замерцал. Сэм тронул выключатель, и физия Дрябни, расплывшаяся в сальной улыбке, снова заполонила экран. С него аж сочилось жирное счастье торговца, наконец-то ударившего по рукам при продаже дрянного товара по бесстыдной цене.

— Дело сделано, мистер Ганн. Мы переосмыслим наши требования относительно приобретения данного конкретного астероида. Ваша…э-э-э… подруга — тут последовала лоснящаяся от сала улыбочка — может оставаться и тесать камень сколько душе ее будет угодно. В обмен вы поможете нам воспроизвести нашу рекламу в ионосфере.

Сэм обратил взгляд ко мне. Стоило мне отрицательно повести головой — и сделке конец. Вместо этого я — кивнула. И при этом так закусила губу, что почувствовала во рту вкус крови.

Сэм усмехнулся, глядя прямо в экран:

— Договорились, епископ.

— Владыка, — поправил Дрябни. Затем прибавил: — Я полагаю, наш груз червей прибудет в Эдем в целости и здравии?

— От вас зависит, — откликнулся Сэм не моргнув глазом. — И от силы молитвы.

Они премило беседовали так несколько минут, эта пара жуликов, поздравлявших друг друга. Каждый получил что хотел. Я вдруг поняла, что Сэм неплохие деньги заработает на поставке Моралистам ионосферной рекламы. Гнев мой обрел новое направление. Я чувствовала, как краснеет у меня лицо, как жаром ярости запылали щеки.

Наконец, Сэм закончил разговор с владыкой Дрябни и выключил коммуникатор. Мне показалось, что бородатый образ Дрябни так и остался на экране, даже когда тот потемнел и погас. В воображении образ продолжал гореть впечатавшейся в мозг картиной взрыва.

Сэм обернулся ко мне с улыбкой, исказившей его лицо.

— Поздравляю! Ты можешь оставаться на астероиде.

— Себя поздравляй, — произнесла я дрожащим голосом, едва сдерживаясь. — Влез в рекламный бизнес. Должен хорошую прибыль взять на испоганенном небе. Надеюсь, это принесет тебе счастье.

Я выскочила с мостика и полетела к раздевалке, где остался мой скафандр. Да, на астероиде остаться я могу и работу свою закончить тоже могу. Но любовная связь моя с Сэмом Ганном кончена. Навсегда.

Сэм поручил толстяку-инженеру препроводить меня в мастерскую: знал, что я вне себя, и понимал, что лучше оставить меня в покое.

Но ненадолго. Четыре или пять бессонных часов, пока я моталась по полутемной мастерской, словно бутылочная пробка по бурному морю, прошли, когда я увидела, как сигнал вызова на моем коммуникаторе засветился красным. Я протянула руку и включила связь.

На экране появилось лицо Сэма, виновато, по-мальчишески улыбавшегося.

— Все еще дуешься на меня?

— Нет, не очень.

Уже произнося эти слова, я поняла, что в них заключена сущая правда. Я злилась на Дрябни и его самодовольную Моралистскую власть, злилась — по большей-то части — на себя за неуемную страсть изваять Хранитель Памяти, из-за которой позволяла им делать все что угодно, лишь бы оставили меня в покое.

— Хорошо, — сказал Сэм. — Хочешь, принесу тебе что-нибудь позавтракать?

— Не стоит, думаю, — покачала я головой.

— Мне через пару часов курс менять, — сказал он. — Так, чтоб я эту жестянку с червяками смог на Эдем забросить.

— Я знаю.

Он оставит, покинет меня, и я не стану причитать и винить его, коли он никогда не вернется. Все же в тот момент для меня было невыносимо, чтобы он оказался рядом, коснулся меня. Только не теперь. Не так скоро после сделки, которую он заключил. Я знала, что он сделал это ради меня, хотя знала и то, что собственных причин у него тоже хватало.

— Послушай… Могу кого другого попросить сварганить рекламки для Моралистов. Тебе не придется этого делать.

Он хотел со мной по-доброму обойтись, я знала. Но гнев мой не стихал.

— Не имеет значения, кто нарисует картины, Сэм. Беда в том, что реклама заполонит небеса. Для них реклама. Вот что мне отвратительно.

— Я для тебя это делаю, девочка.

— И для своих барышей, — вспыхнула я. — Говори уж всю правду.

— Ну, так, мешок денег можно заработать, — согласился Сэм. — Тебе не придется больше уповать на университетские гранты.

— Никогда! — Я даже плюнула.

— Это, — Сэм усмехнулся, — по-нашему. Узнаю любимую. Согласись ты, я, пожалуй, огорчился бы. Но спросить все равно был обязан, обязан был дать тебе первую пристрелку на деньги.

Деньги. Искусство и деньги всегда оказываются повязаны друг с другом, хоть ты что делай. Художник должен есть. Дышать должен. А на это требуются деньги.

Все же я