Жестянка, полная червей - Бен Бова

упрямо отказывалась поддаваться искушению. Я не стану помогать Дрябни похабить небо над всем миром его рекламками. Никогда.

Во всяком случае, так я считала.

События последующих недель разворачивались так стремительно, сейчас я уже не совсем точно помню, с чего все началось. Кто кому что делал. Только одно запомнилось совершенно точно: Дрябни и не помышлял выполнять свою часть обязательств по сделке, заключенной им с Сэмом, да так никогда их и не выполнил.

Я снова оказалась одна и страшно скучала по Сэму. Три года прожила я в полном одиночестве, не проронив ни слезинки и не издав ни единой жалобы. Даже лелеяла свое уединение, свободу от необходимости приспосабливать собственное поведение к ожиданиям других. Сэм ворвался в мою жизнь брызжущим весельем, фейерверком, светящиеся искры которого разлетались во все стороны. И теперь, когда он ушел, исчез, я скучала по нему. Боялась, что больше вообще его не увижу, знала, что если он меня забыл, то виновата в этом я сама.

Нежданно-негаданно мое печальное одиночество было нарушено прибытием отряда из двух дюжин инженеров-силовиков, снабженных всеми официальными бумагами, что давали им право отбуксировать мой астероид к Эдему, где его готовы были разбить и использовать в качестве стройматериала для обиталища Моралистов.

Недолго думая я вызвала Сэма по коммуникатору. Выяснилось, что он находится на другом конце орбиты, пролегавшей вокруг Земли. Червей своих он на Эдем доставил и теперь возвращался обратно на Луну забрать электронные компоненты для новой строительной площадки в точке либрации Л-4.

В те дни еще не было передающих станций на околоземной орбите. Сигнал моего вызова должен был одолеть помехи от солнечной короны. Изображение Сэма, когда он появился на экране моего коммуникатора, мерцало и вспыхивало взрывчатыми точками света, как старая голограмма.

Едва он поздоровался, как я тут же выпалила в него мою скорбную повесть единым залпом несдерживаемой ярости и страха.

— Они грабастают мой астероид! — закончила я. — Говорила я тебе, что им нельзя верить!

Впервые на моей памяти Сэм стал молчалив и задумчив. Я видела, как менялось — по мере того, как до него доходили мои слова — выражение на его лице: от легкого любопытства до ошеломляющего потрясения, а затем гнева, от которого сжимались зубы.

Наконец он произнес:

— Не ложись на дно и не замирай. Мне понадобится паратройка часов, чтоб разобраться в этом. Я тебя вызову.

Прошло почти сорок восемь часов. Я места себе не находила, а чувства мои маятником шарахались от желания спрятаться и вообще удрать куда-нибудь до порыва врубить один из высокомощных лазеров, которыми я резала скалы при ваянии, да и превратить весь этот инженерно-силовой отряд в кровавый фарш.

Тысячу раз пыталась я связаться с Сэмом во время умопомрачительных часов ожидания. Но всякий раз попадала либо на члена экипажа его корабля, либо на служащего из его штаб-квартиры в гостинице «Вид на Землю». И всякий раз они передавали мне одно и то же: «Сэм соображает, чем вам можно помочь. Просил передать, что соединится с вами, как только сумеет все привести в порядок».

Когда он — наконец-то! — вышел на связь, я была измотана до крайности и готова для смирительной рубашки.

— Кажись, ничего хорошего, — произнесло его колеблющееся изображение сквозь плотно сжатые губы. И не дожидаясь моих расспросов, Сэм обрисовал создавшееся положение.

Его Преосвященство Добродей П. Дрябни (как выяснилось, это «П» его второго имени означало Правдивец!) поимел нас с Сэмом обоих. Моралисты и не подумали отозвать свой иск из арбитражного комитета MAC, а комитет вынес решение в их пользу, как того Дрябни и ожидал. Моралисты обрели право забрать мой астероид и пустить его на стройматериалы.

Хуже того, Сэмов груз червей был доставлен на Эдем в превосходном для земляных червей осклизло-извивающемся здравии. А что еще хуже — Сэм подписал контракт на производство ионосферных реклам для Секты Моралистов. Сделка была заключена и оформлена со всей нерушимой законностью и обязательностью постановления всемирного съезда.

— Если я не проскочу с этими рекламами, — сообщил Сэм странно угрюмым тоном, — червяки могут подать на меня в суд, где отвечать мне придется всем, чем я владею. Кончится тем, что они заграбастают мою гостиницу, мои корабли, даже те тряпки, какими я задницу прикрываю.

— Хоть что-нибудь мы можем предпринять? — взмолилась я к его изображению на экране.

Текли долгие-долгие безответные минуты, пока слова мои пробивались почти через 300 миллионов километров, разделявшие нас. Я невесомо парила перед экраном, зависнув посреди неухоженной своей мастерской, и чувствовала, как снаружи с буханьем и клацаньем отряд силовиков прилаживает мерзкие свои ракетные тягачи и ядерные двигатели к моему астероиду. Я чувствовала себя женщиной, окруженной насильниками, беспомощной и одинокой.

Я так напряженно всматривалась в Сэмово изображение на экране коммуникатора, что у меня глаза заслезились. И тогда я поняла, что плачу.

Но вот после агонии, что казалась долгой как вся жизнь, на лице у Сэма появилась робкая улыбка.

— Понимаешь, помнится, как-то я комикс видел, еще мальчишкой. Он в журнале с девчушками нарисован был.

Я едва сдержалась, чтобы не завопить на него. Какое это имело отношение к моим бедам? Но он спокойно продолжал, криво усмехаясь воспоминаниям, зная, что любые мои возражения долетят до него не раньше чем через четверть часа.

— Там нарисованы были два мужика, прикованные к стене подземной тюрьмы футах в десяти от пола. Цепями прикованы за руки и за ноги. Бородищи у обоих до колен отросли. Полный беспросвет. А один из дедов… — Сэм и в самом деле рассмеялся: —… один из дедов, понимаешь, лыбится, как сумасшедший, и говорит другому: «А теперь слушай, что я придумал».

Я чувствовала, как и воздух сам собою наполняет легкие, готовясь воплем прогнать его через мою глотку в ответ на эту чушь.

— А теперь, прежде чем ты лопнешь от злости, — предупредил Сэм, — позволь сказать тебе две вещи. Во-первых, в этом деле мы с тобой вместе. А во-вторых… слушай, что я придумал.

Он говорил не останавливаясь полтора часа. Я не то что возразить — словечко вставить не могла.

Вот так и получилось, что я стала рисовать первую картину в ионосфере Земли.

Сэм все время рассчитывал, что я нарисую ему рекламные картины. О другом художнике он даже и не думал. «С чего это какому-то чужаку все деньги должны доставаться?» — таков был его настрой.

Пока силовики оснащали мой астероид своими ядерными ракетными системами, а корабли-доставщики тащили с Луны сферические баки с газообразным топливом, Сэм передал от владыки Дрябни грубые