Владимир Михайлов - Заблудившийся во сне

Он моргнул, предчувствуя неладное.

— Четыре часа. Но я могу…

Я жестом остановил его:

— Не надо. Там будут только лишние волнения — за тебя. Сколько ты уже израсходовал?

— Половину.

— Значит, через два часа по яви ты будешь в Институте. Теперь сосредоточься. Запоминай слово в слово. Передашь Консилиуму или, в крайнем случае, самому Тигру. Готов?

Подчиняясь моей воле, он несколько секунд постоял молча.

— Готов.

— Тогда поехали.

Я медленно, выделяя каждое слово паузами, продиктовал ему то, что следовало передать в Институт. В качестве его памяти я не сомневался: плохо запоминающих у нас не держат.

— Еще раз?

— Не надо. Записано.

— Повтори.

Он повторил без единой ошибки.

— Хорошо. И скажи еще вот что: когда найду Груздя, постараюсь переправить его в ПМ. Но сам не вернусь — пока не разыщу дочери. Так что пусть обеспечат нормальный уход за телом. Запомнишь?

Он кивнул, проглотив комок.

— И — счастливого пути.

Он вздохнул. Снова огляделся.

— А как я — отсюда?.. Где мы вообще?

Он был тут впервые. Не удивительно: я — тоже. Но я успел уже понять, что к чему.

— Мы — в Большом Узле. Отсюда — выходы практически в любой макроконтинуум, если не сразу, то с немногими пересадками. Тебе откуда проще попасть в явь?

— Ну — поближе по времени и пространству…

Он еще не был ходоком на дальние дистанции.

— Ясно. Давай поищем. Твоя полусфера — левая. Увидишь подходящее — сразу говори.

В поле нашего зрения было примерно восемь десятков выходов в микроконтинуумы; через каждые пять-шесть секунд начинали возникать новые, старые уходили за горизонт. Замечать и оценивать надо было быстро, долго разглядывать не приходилось: можно было что-то упустить. В безмолвном напряжении мы провели более получаса. За это время он лишь однажды подтолкнул меня локтем:

— Смотрите — вон та роща…

Я посмотрел. Для того, чтобы оценить обстановку, тренированному глазу понадобились две секунды.

— Не годится, Степ. География не совпадает. Тебе кажется, что это наши места, знакомый лесочек, но ты не учел освещения. Светило не наше. Это вообще не Земля. Так что…

— А разве?..

— Разве. Тут маленькая неосторожность — и попадаешь куда дальше, чем к черту на рога. А следующий проход через Узел будет — кто знает, когда: завтра — или через миллион лет…

Он только коротко вздохнул. Я снова смотрел в правую сторону.

Однако через полчаса мне показалось, что подвертывается что-то приемлемое.

Девица — или молодая женщина — в длинном белом платье сидела на скамеечке на берегу пруда или небольшого озера. Вечерело, и ее сложенный зонтик лежал рядом. Широченные поля шляпы не позволяли разглядеть лицо. Но меня оно и не интересовало. Пруд окружали знакомые деревья. И закатный свет был наш, средних земных широт, и облачка соответствовали, и архитектура дома, что виднелся по ту сторону воды…

— Туда, — сказал я решительно.

Он рванулся. Потом обернулся на миг:

— Спросят — где тебя искать?

Я ответил, уверенный, что так и будет:

— Где-то между тринадцатым и четырнадцатым. Не знаю только, долго ли там пробуду. Да и не меня им надо искать, а мою дочку: за нее — взыщу. Все. Беги. Только смотри — на эту девицу не отвлекайся. Тем более что она может оказаться неизвестно кем: тут все же Пространство Сна…

Он кивнул и лихо влетел в микроконтинуум почти на пределе возможного. Уже оттуда глянул на меня — и то ли мне показалось, то ли действительно подмигнул. И скрылся вместе с миниконом.

Я облегченно вздохнул и принялся высматривать — теперь уже для себя самого — выход, который привел бы меня к цели с наименьшей потерей времени и энергии — что здесь, в ПС, практически одно и то же, потому что одно с легкостью переходит в другое.

Ну что же — прощай, Приморский вокзал.

ВТОРАЯ ЗАЩИТА

Париж тех времен оказался куда меньше, чем я думал, и привычной издавна Эйфелевой башни, разумеется, не было и еще много столетий не будет — хотя с того места, где я стоял — на берегу Сены, внизу, у самой воды, в сотне метров от Нового моста, я ее и в наше время не увидел бы. Зато Нотр-Дам уже существовал; но отсюда и его не было видно. Да он меня сейчас и не интересовал: съездить в Париж и увидеть собор можно и наяву, а вот никаких следов Груздя я там в Производном Мире не обнаружу, это уж совершенно точно.

А здесь они могли найтись. Должны были. Обязаны. Иначе какого черта меня сюда вызывали?

Я нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Борич явно опаздывал. Я поднялся наверх, на берег. Непривычные для меня каблуки скользили по булыжнику. Я тихо ругался и скоро стал бы ругаться в полный голос, если бы не заметил спешащей ко мне фигуры — как полагается, в шляпе с плюмажем и коротком плаще, который сзади слегка задирала длинная шпага.

Ну наконец-то. Сейчас я скажу ему пару слов. Пусть только подойдет…

Он подошел — и я не сказал ему ничего из заготовленных изящных выражений. Потому что это был вовсе не Борич. То, что человек обладал совершенно другим лицом, ничего не значило: мне не раз уже случалось упоминать, что в Пространстве Сна мы можем принимать самые неожиданные обличья. Но — нутром или подкоркой — мы всегда ощущали своих, и для того, чтобы опознать даже и незнакомого сотрудника, нам чаще всего не требовалось показывать метку на руке или называть имя, под которым тебя знали в Институте, во всей Системе. Это был совершенно чужой человек, и приблизился он, похоже, с недобрыми намерениями.

Однако поздоровался он вежливо, сняв шляпу. Я ответил тем же.

— Прошу извинить, — начал он. — Я знаю, что вы ждете тут не меня.

— Вы не ошибаетесь, шевалье, — подтвердил я.

— Вы ждете даму.

Я лишь пожал плечами.

— Я жду ответа, шевалье!

Я приосанился:

— По какому праву, шевалье, вы требуете у меня ответа?

Он нахмурился.

— Вам это прекрасно известно.

— Мне не нравится ваш тон! — попытался осадить его я. Мне вовсе не хотелось сейчас драться. Я должен был дождаться Борича.

— Я не собираюсь менять его! — заносчиво ответил он.

Вместо ответа я обнажил шпагу. Он — свою. Площадь была замощена брусчаткой, ее окружали островерхие дома. Светила луна. Не выжидая, я из третьей позиции сразу же сделал выпад. Он взял четвертую и тут же ответил. Я уклонился вправо — движение естественное, когда держишь шпагу в правой руке; он, однако, ожидал этого и пошел на повторный выпад, демонстративно показывая, что готовит удар в голову — рубящий, а не укол, шпага у него была военная, узкий палаш, а не дуэльная рапира. Такую же, кстати, держал в руке и я. Примененный им финт был давным-давно известен: заставить меня взять пятую защиту, повернуть кисть — и бить в грудь. Поэтому вместо защиты я отскочил назад, и, пока он после выпада возвращался в стойку, в свою очередь, кинулся в атаку и попытался захватить его оружие; он отступил, я шагнул вперед. Несколько секунд мы пританцовывали друг против друга, не скрещивая клинков, острия шпаг описывали маленькие орбиты, каждое движение шпаги заключало в себе вопрос, на который тут же следовал ответ на том же безмолвном языке: «Я и к этому готов, хочешь — попробуй…» Дышалось легко, воздух был прохладным и чистым. Где-то стукнуло окошко, захлопываясь. Он первым не выдержал неопределенности и бросился вперед с неожиданным криком победной ярости; годится для устрашения слабонервных, не более того. Налетая, он концом шпаги выписывал в воздухе фигуру вроде скрипичного ключа; тоже хорошо для начинающих, кто еще не научился понимать, что не из любой позиции можно нанести удар в каждое мгновение, но лишь из немногих; например, сколько ни грози он сейчас ударом в лицо, но попытайся он осуществить эту атаку — и я в нырке ударом снизу разрублю ему руку. Так что этих угроз я не боялся, а как только клинок его замирал в действительно опасной позиции — я своей шпагой тут же отклонял его от линии, и противнику приходилось начинать сначала. Клинки звенели гулко, набатно, такие звуки они издают только в Пространстве Сна. Шли минуты. Наконец мне надоел этот танцкласс; я имитировал внезапную, без подготовки, флешь-атаку, он третьей защитой отбил мой клинок вправо вниз и сделал подставку — и тут, как я и надеялся, мне удалось из первой позиции все-таки осуществить мельницу, захватив его шпагу круговым движением своей. Его оружие вырвалось из руки, шпага взлетела высоко и, кажется, больше вообще не вернулась на землю, только сверкнула недоразвитой молнией в лунном свете и погасла.