Василий Мельник - Русская фантастика 2007

Злокозненное племя смотрело уже не на него, а на драгоценную хрустальную сферу, в которую только что ударила невесть откуда взявшаяся молния. Под воинственный рокот небес сфера, утеряв способность парить над земной поверхностью, упала и с оглушительным треском раскололась. Пигмеи в ужасе заверещали.

Из трещины вырвался фонтан пламени, спустя мгновенье превратившийся в огромную огненную птицу. Взмахнув светлыми крылами, птица устремилась ввысь.

Одни туземцы ошарашенно наблюдали за чудесным созданьем, кое превратилось в звезду на дневном небе, а потом и вовсе исчезло из виду; другие, побоязливее, спешно упали ниц и уткнулись лицами в землю. Наиболее храбрые из пигмеев осмелились поднять все три глаза на распятых великанов-чудотворцев. Однако пригвожденные к крестам тела, вне сомнения, не принадлежали уже живым существам. Дон Густаво де Ориноко и его друг, доблестный самурай Тоширо Шимура, были мертвы.

Они не жили примерно минуту сорок секунд — пока оба не досчитали до ста.

Потом первопроходец космических джунглей и герой безбрежной пустоты дон Густаво открыл глаза. Шимура последовал его примеру.

— Улетела, — констатировал самурай. — Красивая, правда?

— Очень красивая. Жаль, что мы не успели ее сфотографировать.

— У нас так и так не было фотоаппарата.

— Даже если бы и был — отобрали бы вместе с оружием. И руки у нас у обоих заняты. И вы позабыли главное: мы были мертвы.

— Кстати об оружии: не забыть бы мне свою катану. А вам — ваши ботфорты.

— Кажется, и то и другое присвоил себе негодный карлик, возомнивший себя главным шаманом этого забытого Всевышним места.

— Думаю, ему недолго осталось наслаждаться своими привилегиями. Поклоняться больше некому.

— В Европе в таких случаях говорят: sic transit gloria mundi!

— Как изрек Конфуций: «Гуляй себе свободно и не забивай голову мыслями о славе…»

Дон Густаво помог Шимуре слезть с креста. Пигмеи отбежали на почтительное расстояние и стали что-то заунывно вопить, потрясая крошечными кулачками.

— О чем они вопят так злобно? — спросил дон Густаво.

Шимура прислушался.

— Они говорят: «Так нечестно! Не считается! Нельзя умирать понарошку!..»

— Хм! — сказал дон Густаво. — А ловить огненных птиц и заключать их в стеклянные шары — честно? О двойная мораль варварских племен!

— И не говорите.

— Пора домой. А то папа будет нервничать.

Шимура заткнул катану за пояс, подмигнул Антону и продекламировал:

Дону Густаво де ОринокоВ Африке страшно и одиноко:Львы и шакалы, тигры и змеи,Стрелы, кинжалы, злые пигмеи…Грезит о доме воитель саванны.Дома вино и горячая ванна,Трубка и книги, а главное — славаЖдут удалого дона Густаво!

— Мне здесь вовсе не одиноко, — возразил Антон.

Они неторопливо зашагали в сторону джунглей. Дон Густаво протянул самураю шоколадный батончик.

— Спасибо, мой друг! — Шимура на ходу поклонился. — Так вот, возвращаясь к нашим баранам. Понимаете, какая штука… Один великий мудрец Востока подметил, что человек при рождении нежен и слаб, а при наступлении смерти тверд и крепок. Но если стараться избегать твердости и крепости — тогда что?

— Тогда, — рассудительно отвечал дон Густаво, — получается, ты не умрешь.

— Никогда-никогда?

— Ну… наверно. Никогда-никогда. А что гласит по этому поводу бусидо?

— Хм. Надо поразмыслить на досуге…

Стая трехглазых бандерлогов отвлеклась от своих бандерложьих дел и с удивлением воззрилась на самурая и испанского гранда, что бесстрашно прогуливались по джунглям. Самурай остановился, взмахнул мечом и открыл сияющий портал. Помахав руками кому-то в багряном поднебесье, Тоширо Шимура и дон Густаво де Ориноко покинули пределы Африки.

Дмитрий Казаков

Антиквариат

«Гермес» тряхнуло, будто великан саданул в борт кулачищем, заскрипели выдвигаемые опоры.

— С прибытием вас, дамы и господа, — проговорил Стас, снимая шлем. — Добро пожаловать на прародину человечества, ежкин корень.

Люк с негромким скрежетом отошел в сторону, внутрь корабля потек холодный воздух

— Как-то она смотрится не очень гостеприимно. — Выбравшийся из кресла Толик опасливо выглянул наружу.

Пейзаж состоял в основном из груд мусора, там и сям торчали огрызки стен. Кое-где зеленела трава, шелестели листвой деревья, лучи восходящего светила освещали то, что некогда было городом, а ныне превратилось в громадную свалку, интересную разве что историкам.

И еще тем, кто делает на истории неплохие деньги.

— Ничего, помашешь лопатой, понравится еще меньше, — хмыкнул Стас.

— Лопатой? — Голубые глаза Наты округлились, на кукольном личике появилось недоуменное выражение. — Мы так не договаривались! Почему бы не применить стандартные грунтообработчики?

— Ты забылась, — проговорил Стас. — Мы на Земле, в закрытой для посещения зоне, а над нами кружат орбитальные патрули. Если они засекут хоть какую-то энергетическую активность, следующие сорок лет ты будешь махать лопатой бесплатно, где-нибудь на урановых рудниках…

Земля, прародина человечества, во время одной из войн Рассеяния попала под орбитальную бомбардировку фанатиков Истинного Джихада и после этого оказалась заброшена. Полтора века назад установился мир, но заселять планету потомки землян не стали, превратив ее в некое подобие археологического заповедника.

— Нечего объяснять банальности, все и так знаем, — буркнул Толик и принялся спускаться по трапу. — Подруга, пошли…

Ната сорвалась с места.

— Ох намучаемся мы еще с этой парочкой, клянусь духом, — пробормотал Антон из своего закутка. Вжикнула крышечка фляжки, раздался негромкий плеск, по рубке поплыл запах спирта.

Лара, по обыкновению, промолчала, но презрения в ее взгляде хватило бы на пятерых проповедников, оказавшихся в публичном доме.

Стас зарабатывал на жизнь тем, что привозил в Метрополию древний хлам, иначе называемый антиквариатом. За спиной у бывшего пилота армейского штурмовика было десять полетов на Землю, именующихся у черных археологов «ходками», и последние шесть он совершил в одной команде с Ларой и Антоном.

Ната и Толик попали на борт «Гермеса» перед нынешней ходкой, в последний момент, когда выяснилось, что одного из постоянных помощников Стаса за дела с наркотиками загребла полиция, а второй ухитрился заразиться какой-то дрянью и угодил в карантин.