Дэвид Файнток - Надежда Дерзкого

Грегору повезло - он не прошел через изощренные издевательства, как другие кадеты. И может быть, именно поэтому легко привык к образу жизни кубрика и всем связанным с ним тяготам и лишениям.

Но и у Грегора не все шло гладко. В этот день, еще до того, как он явился ко мне с докладом, я пошел на камбуз выпить чашечку кофе. Его, слава Богу, у нас было навалом. Пока, никем не замеченный, я наслаждался этим прекрасным напитком, эконом Бри и Крис Дакко расставляли в столовой столы. Потом пришел Грегор с каким-то приказом Филипа. Эконом Бри отлучился в кладовку, а друзья, пользуясь случаем, завели разговор.

- Как служба, Крис? - спросил Грегор.

Я мысленно возмутился: что за фамильярности с младшим по званию! Где субординация? К своему стыду, я не решился обнаружить себя и продолжал подслушивать их разговор.

- Ну и вырядился,- угрюмо сказал Крис, рассматривая гардемаринскую униформу Грегора. - По-моему, мы не знакомы!

- Не валяй дурака.

- Я серьезно. Ты продался им.

- Чего?

- Продался,- презрительно повторил Крис. - Ты, кажется, живешь с красавчиком Таером? Надеюсь, вы с ним приятно проводите время?

Я так и вскипел от ярости. Где же матросская вежливость к офицеру?!

- Спятил, что ли? - повысил голос Грегор.

- Это ты спятил. Продался тупому солдафону Сифорту и смазливому гарду. Какого хрена? Все равно через пару месяцев Богу душу отдадим.

- Скажи лучше, зачем носишь этот мешок?

- Этот? - Крис с отвращением щелкнул по своей поношенной голубой рубахе. - А ты не знаешь? Этот ссыльный орангутанг хочет вытрясти из меня душу, но никому до этого нет дела. Всем на меня наплевать. Но я его убью. План уже готов. А ты, я смотрю, не просто подчиняешься им, а заодно с ними. Получаешь за это дополнительный паек?

- Не знал, что ты такое дерьмо!

- Нечего вешать мне лапшу на уши, приятель. Лижешь задницу своим новым дружкам, как и мой папаша.

- Не забывайте, с кем говорите, Дакко!

-- С кем же, позволь узнать? - ехидно спросил Крис.

- С офицером! Услышь это командир, не поздоровилось бы вам!

- Может, настучишь ему, жополиз? Он тебя похвалит! Грегор набрал в легкие воздух:

- Смирно!

- Как же, дожидайся! Хватит, что я с утра до ночи тянусь перед этой ссыльной обезьяной. Но чтобы перед тобой - никогда! И ничего ты со мной не сделаешь, слабак.

- Сделал бы! Только не хочется об тебя руки марать. - Грегор повернулся и ушел строевым шагом. Крис грязно выругался ему вслед.

Вернулся Бри, и я, воспользовавшись тем, что он отвлек внимание Криса, незаметно улизнул.

Итак, Грегор потерял контроль над рядовыми, но мое вмешательство лишь подлило бы масла в огонь. К тому же у меня хватало своих проблем.

Дни проходили в унылом однообразии. Постепенно я довел тягу двигателей до максимума, все время опасаясь, как бы они не перегрелись.

Стараниями экипажа и пассажиров незаселенные каюты превратились в импровизированные огороды. О проклюнувшихся ростках помидоров, салата-латука, кабачков, тыквы, бобов, моркови все заботились прямо-таки с родительской нежностью.

Запасы консервов быстро таяли, и все понимали, какое огромное значение имеет выращивание овощей. Несмотря на недовольство некоторых пассажиров, мятежники получали такой же рацион, как и остальные. Я следил за тем, чтобы провиант, направленный в четвертую секцию, не разворовывался по пути.

Однажды мне стало известно, что Касавополус и Эдди Босс крупно поссорились. В причины потасовки я не стал вникать, но не мог не заметить украшенную синяками физиономию Эдди и его возросшее уважение к офицерам. Касавополус, что и говорить, не был таким здоровяком, как Эдди, но за годы службы научился многим хитроумным приемам, которые ему часто приходилось пускать в ход,- в машинное отделение обычно набирали рослых крепких парней. Конечно, схватка между офицером и старшиной - явное нарушение дисциплины. Но у меня не было ни желания, ни времени читать Тележнику нравоучения по этому поводу. И я сделал вид, что ничего не заметил.

В своей каюте я бывал только ночью, хотя ничего так не жаждал, как уединения. На мостике все мое внимание поглощали координаты и вектор скорости корабля, корректировка курса. В свободное же от дежурств время я метался по кораблю, наводя порядок.

Чтобы люди не дремали на рабочих местах, приходилось то и дело неожиданно являться с инспекциями. То в отделение регенерации, то в гидропонику. Так я держал в напряжении весь экипаж, строго следя за порядком. Не знаю, сколько я прошел километров, рыская по трюму в поисках грузов, не включенных в инвентарный список.

Однажды я вернулся к себе поздно вечером. В дверь тут же постучали. Каково же было мое изумление, когда, открыв, я увидел Филипа Таера.

- Разрешите с вами поговорить, сэр?

- Это срочно? - Я напустил на себя суровый вид.

- Нет, сэр.

- Тогда отложим до утра. - Я захлопнул перед ним дверь.

Что за странный визит, подумал я, когда раздражение прошло. Ведь являться в командирскую каюту без особой надобности запрещено. И Филип это знает. Правда, однажды я сказал ему, что он может приходить в любое время, но это было еще до нашей размолвки. В чем же дело? Я выключил свет, но сон не шел.

Промучившись часа два, я зажег свет, взял микрофон и связался с Таером.

- Мистер Таер, в командирскую каюту,- коротко приказал я, оделся и стал ждать. Как всегда, он явился быстро.

- Слушаю вас,-холодно сказал я.

- Простите, сэр, напрасно я побеспокоил вас ночью,- смущенно произнес Филип.

- Что сделано - то сделано. Теперь выкладывайте. Ему явно было не по себе, он избегал моего взгляда.

- Я... я хотел извиниться. Мне не стоило себя так вести в той истории с мятежниками.

- Вы считаете, что поступили неправильно?

- Я... Да, сэр. Простите меня, пожалуйста!

- Зачем вам это прощение? - Мне хотелось его помучить.

- Сэр, я... - В его глазах блеснули слезы. - Черт возьми! - Он отвернулся и в смущении сунул руки в карманы.

Мысль о мести мгновенно исчезла, и я заговорил без видимого высокомерия.

- Зачем, Филип? - Я нарочно назвал его по имени.

- Мне не хотелось бы потерять ваше уважение,- прошептал он. - У меня совсем нет друзей, никого, кроме Грегора... Так тяжело думать, что вы снова меня возненавидели.

Только сейчас я понял, как тяжело он переживает мою враждебность. И мысленно обругал себя. Боже мой, зачем я заставил его страдать?

- Ты ошибаешься, Филип. У меня нет ненависти к тебе. И никогда не было.

- В самом деле? - произнес он с некоторым облегчением. - А мне казалось, есть. И я сам в этом виноват. Простите меня... - Голос его дрогнул. - Впредь ничего подобного не будет.

- О чем ты?

- Тогда на "Гибернии" меня обвинили в излишней жестокости к гардемаринам. Я до сих пор не могу понять, чего от меня хотели, но раз все так считали, значит, я и в самом деле был жесток. Вот и сейчас. Я не понимаю, чем заслужил вашу ненависть, но верю, что она вполне справедлива.