Роберт Силверберг - «Если», 1998 № 03

— Одиннадцать раскаявшихся! — воскликнул я. — Хелен, погляди!

Летунья моего восторга не разделяла. А зря. Я любовался делом своих рук — новым обликом Луизы. Весьма обольстительная, хоть и в возрасте, дама. И все при ней. Многие от таких вмиг соображение теряют.

— Луиза, теперь тебе придется отбиваться от мужчин, — озабоченно сказал я.

Настоятельница скривилась, но вышло это фальшиво. С жадностью схватив зеркальце, она стала оглядывать себя.

— Юбку повыше стоит поднять, — сказал я. — Почти до колен. И подкраситься — скромно и неброско, но ярко и вызывающе.

Монахиня — или правильно теперь говорить бывшая монахиня? — приняла это без вопросов. Лишь вздохнула:

— Я совершенно забыла, как это делается…

Зачем тогда косметику с собой носила, ханжа!

— Теперь ты, Хелен, — я подошел к летунье.

Она подозрительно посмотрела на меня, но чуть расслабилась.

— Во-первых — рука, — сказал я. — Снимай повязку. Или давай я…

— Подожди, — Хелен вздохнула. Провела рукой по повязке — лубок разлетелся на куски, а в руке летуньи остался тонкий стилет.

— Господь карающий… ты с этим ходила все время? — я был в ужасе. Сразу вспомнились самые неподходящие моменты, когда лубок мог разлететься, а тонкий, как шило, стилет — пронзить что-нибудь ценное.

— Повязка не так просто снималась, как тебе кажется.

Да, в предусмотрительности Хелен не откажешь. Достать стилет быстрее, чем тянуться в Холод, а убить им — одно мгновение. Мне стало нехорошо. Понял я, кому предназначалось это оружие.

— Ильмар, забудь о старом, — тихо сказала Хелен.

— Ладно. Стилет!

Летунья покорно протянула мне оружие. Трехгранное лезвие было заточено великолепно, и я удовлетворенно кивнул.

— Ильмар, что мне делать с прической? — требовательно спросила Луиза. Я оглянулся на монахиню… на бывшую монахиню. Да, волосы были скручены каким-то некрасивым пучком, который только под платком и скрывать.

— Уложи помоднее… Нет, по старой моде. Вот, как в мирской жизни носила, так и уложи.

Луиза глянула на Маркуса, уныло ковыряющего ногой землю. В нашу сторону мальчик старательно не смотрел. Позвала:

— Маркус! Поможешь мне!

Да, пожалуй, столь высокородного пажа еще не было ни у одной самой светской дамы. Оставив обрадованного окончанием ссылки Маркуса помогать Луизе, я вновь обернулся к Хелен. Скорчил злодейскую ухмылку, поднял кинжал. Потом вздохнул и спросил:

— Хелен, ты позволяешь мне…

— Делай, что считаешь нужным, — твердо, хоть и с тревогой, ответила летунья.

Я крепко взял ее за летунские нашивки на коротком рукаве пиджака — парящий орел с мечом в когтях. И спорол начисто.

Хелен вскрикнула, будто я отрезал кусок ее тела, даже Маркус и Луиза обернулись. Спороть с офицера знаки различия — это позор. В глазах летуньи вспыхнула ярость.

— Только не убей меня своим запалом, — неуклюже скаламбурил я.

— Хелен, ты не должна выглядеть летуньей.

— А кем? Разжалованной летуньей?

— Женщиной, одетой в костюм летуньи! В одежду похожего кроя! Сейчас полувоенные костюмчики в моде! Особенно на увеселениях!

Говоря, я отступал от Хелен, и впрямь ожидая, что та выхватит из Холода пулевик или свой электрический запал. Хорошо, что повязку сняла, а то стилет был бы не у меня руке, а в моем боку.

Летунья остановилась, тоскливо покосилась на плечо. Все равно я уже натворила дел на двадцать трибуналов. Ты лишь приводишь приговор в исполнение. Работай, вор! Времени у нас нет!

Превращая мундир летуньи в веселенький костюмчик молодой взбалмошной дамы, я чувствовал себя не слишком уверенно. Но Хелен терпела, даже давала советы. И когда через четверть часа я закончил — результат превзошел все ожидания.

Какая летунья, какая героиня карпатской войны?

Женушка преуспевающего торговца или мелкого аристократа. Любительница балов, тщащаяся придать себе экстравагантный вид, за неимением подлинного богатства и вкуса. Кстати, немало в этом преуспела…

— Великолепно, — сказал я, возвращая стилет. — Сразу видно — ничего опаснее скалки в руках не держала. Верхом ездит только боком, кораблей боится, планёров тем более…

— Доволен? — спросила Хелен.

— Конечно. Теперь моя очередь.

Одеяния непризнанного скульптора погибли через пять мину. Я оставил лишь рубашку и брюки, все остальное бросил, на радость первому прохожему. Пришлось потрудиться, пряча пулевик под рубашку, но и это удалось. Над своим лицом я поработал косметикой — самую малость, убрав тени под глазами и морщинки на лбу.

— Видок у нас… — сказала Хелен.

— Это и хорошо. Теперь займемся Маркусом.

Мальчик, уже закончивший помогать Луизе, подозрительно уставился на меня.

— Твоя затея с переодеванием была хороша, — сказал я. — Не бойся, повторять не станем. Что, в первую очередь, важно для стражника или просто для внимательного человека, желающего опознать беглеца? Учти — незнакомого беглеца.

— Пол, — мрачно сказал Маркус.

— Конечно. Глаза охотника на людей работают, как сито. Половину встречных сразу отсеивает из-за другого пола. А дальше? В черты лица вглядываться — занятие тяжелое.

— Возраст? — неуверенно спросил Маркус.

— Правильно.

— Сделать меня старше или младше ты никак не можешь!

— Не могу. А вот заставить тебя выглядеть младше — запросто. Снимай штаны и рубашку. Хелен, Луиза, займитесь его одеждой. Штанишки должны быть короткие, рубашка — с кружавчиками. Возьмете те, что я спорол с формы. Маркус, идем!

Мальчик покорно пошел со мной к ручью. Я макнул его головой в воду, взлохматил мокрые волосы. Конечно, полноценных кудрей не завить, но волос мягкий, что-нибудь да получится.

— Мне же почти тринадцать, — фыркнул Маркус. — Я буду глупо выглядеть в коротких штанах!

— Ты и сейчас-то выглядишь на год-полтора младше, — безжалостно сообщил я. — А будешь десятилетним.

— Что???

Ну почему люди так неблагодарны? Я творил сейчас шедевр маскировки, а Маркус сидел с таким несчастным лицом, будто попал в лапы дикарей и готовится принять пытки.

— Художник, что гравюру делал, польстил немного… — разбираясь в косметике, сказал я. — Лицо точно передал, ну, тут нужды не было врать. А плечи пошире сделал, подбородок покрепче… повзрослее тебя нарисовал. И это хорошо. Все будут искать крепкого подростка. Увидят маленького мальчика…

Тушь. Тени. Подводка.

Маркус и так был большеглазый, теперь я еще больше усилил эту черту. За моей спиной Луиза и Хелен, ругаясь по поводу фасонов, детей, отсутствия ножниц, иголок и ниток, моих безумных идей, корпели над одеждой принца.