Юлия Латынина - Вейская империя (Том 1-5)

- Нет, не все, - отвечал Даттам. - У вас не только хорошие болтуны, у вас еще мудрецы замечательные. Учтите - государь Иршахчан и в самом деле правил две тысячи лет назад. И это мудрецы изъяснили ему, что все зло мира произошло, когда человек изобрел слова "твое" и "мое".

Тут подъехали к широкой расщелине, через которую шел подвесной мост, и Даттам начал распоряжаться. Мост сильно раскачивался, под ним, далеко внизу, росли грецкие орехи и тополя, кусты, текла маленькая речка. А караван к этому времени был большой: сначала повозки и охранники, потом ламы с грузом, потом священная желтая повозка Шакуника, потом рабы, тоже с тюками: товар несет другой товар, потом опять повозки. На священной повозке развевалось храмовое знамя, золотая цивета, и еще веер-значок: лама, навьюченная собственной шерстью: тоже товар, несущий товар.

Даттам дождался, пока желтая священная повозка со знаменем Шакуника переедет через мост, и снова поскакал вперед. За ним - Бредшо, молодой племянник графа, Торхерг Бычья Кость, и еще трое дружинников, имена которых здесь не упоминаются. Из-за золотого перемирия они ехали без оружия. У всех, конечно, были мечи, потому что свободный человек без меча не ходит. У дружинников и Даттама были луки, потому что кончились времена предков, и звери золотого перемирия не соблюдают. Еще было три швырковых топора, секира и пять дротиков, - а больше никакого оружия не было совершенно.

Сразу за мостом стоял резной храм. Вокруг храма шла почерневшая деревянная галерея, а на круглой крыше сидел бог Варайорт, сам шельмец и покровитель шельмецов. У бога было девять глаз, по числу сторон света, и он весь перекосился от старости и гнева; в сотне шагов от храма дюжина мужиков рубила священную кипарисовую рощу.

Даттам подъехал к рубщикам и недовольно спросил:

- По чьему приказу рубите рощу?

Один из мужиков повернулся и ответил:

- Господин велел.

Даттам с досадой крякнул и поглядел на графского племянника. А тот засмеялся, потому что считал, что дядя, торгуя с империей, ведет себя жадно и неблагородно. Кроме того, Варайорт был богом вейским, местным и простонародным.

Племянник сказал:

- Не имею чести знать дядиных распоряжений по хозяйству. Но полагаю, что если можно разорять общинные поля, то и священную рощу - тем более.

Даттам поглядел: рощица уходила в ущелье, росла на неважной земле, и от вырубки ее все равно было мало проку. А Даттам знал, что всеми делами заправлял не столько граф, сколько его жена, женщина вздорная, и, надо сказать, совсем жадная. Даттам спросил:

- Господин или госпожа?

Меж тем подошло еще несколько крестьян, и один из них ответил:

- Господин в мире только один, общий для всех. И вот вы мне скажите: если мы сообща пользуемся вечными вещами, то тем более должны быть общими вещи преходящие. Как же можно огораживать землю и резать ее кусочками?

Графский племянник ткнул себя от удивления пальцем в лоб и сказал:

- Да ты что говоришь?

А Даттам не стал спорить, повернул коня и закричал:

- Назад!

Тут мужики с топорами бросились на всадников, а сверху кинули конопляную сеть. Сеть, однако, зацепила ветвь дерева: всадники пригнулись и выскочили, только трое запутались. На узде у Бредшо повисло двое мужиков, остальные прыгали вокруг с вилами и топорами. Меч у Бредшо был тот, что подарил Белый Эльсил: рукоятка увита золоченым шнуром, на шнуре надпись на языке богов, - и больше никакого волшебства. Бредшо, однако, научился на турнирах за три недели драться как следует, отбился и поворотил коня. Коня мужики могли бы без труда зарубить, но пожалели дорогое животное.

Даттам уже скакал обратно, и наперерез ему - человек в синем кафтане на коне и с копьем. Человек ударил копьем, Даттам увернулся, зажал копье под мышкой и дернул коня: всадника выворотило из седла. Тут, однако, под ногами Даттамова коня взметнулась сетка: конь перекувырнулся, Даттам полетел через голову: тут же ему на шею накинули веревку и потащили. Бредшо догнал его, извернулся и перерубил веревку. Внезапно с дерева на плечи Бредшо кто-то прыгнул ловко, как щекотунчик, и ударил топором. Топор был сланцевый и раскололся; легкая кольчуга, правда, тоже расскочилась, кольца посыпались вниз, и вслед за кольцами полетел сам Бредшо. На него навалились, оглушили дубинкой...

А Даттам отбился, поймал крестьянского коня, или кобылу, - бог его знает, что это было, с веревочным мешком вместо седла, - и ускакал к деревянному храму, вокруг которого уже составляли полукругом повозки.

Бредшо очнулся скоро, связанный.

Рядом с Бредшо сидел Торхерг Бычья кость, из тех, что месяц назад гонялся вместе с Марбодом Кукушонком за ржаными корольками. Торхерг был сильным воином, и попался только потому, что не вынул из ножен меч, не желая осквернить отцовскую сталь кровью грязных крестьян.

Вечерело. Срубленные кипарисы пахли совсем по-свежему. Бредшо глядел туда, где Даттам составил повозки вокруг почерневшего храма. "Сволочь!" думал Бредшо: было видно, что по приказу Даттама не столько копали укрепления, сколько разгружали и сносили обратно за мост добро. Было ясно, что на пленников Даттаму наплевать: перенесет товар, перерубит мост через расселину и останется на той стороне.

Рядом с Бредшо человек в вывороченном кафтане, которого Даттам выбил из седла, кричал на мужика:

- Я же говорил: не бросаться на караван, пропустить повозки, обрубить мост! Ведь они же в ущелье были бы, как еж в кувшине! А теперь что?

Собралось много людей, детей и женщин. И женщины, и мужчины были одеты одинаково, по-местному: капюшон, прорези вместо рукавов, между ног застежка. Если бы не столько женщин - все походило бы на народное собрание.

Всего пленников было шесть, крестьяне стали нанизывать их на одну веревку, так что пленники напоминали связку священных пирожков, которые раздают в храме Золотого Государя.

Стали было связывать и Торхерга Бычью Кость. Тут кто-то вгляделся в него и спросил:

- Ага, это ты вместе с Марбодом Кукушонком жег божий храм в Золотом Улье?

Люди загомонили. Человек в вывороченном кафтане попытался было вступиться за пленника: набежали, однако, бабы, стали тискать, вырывать. У женщин ничего не было, кроме веретен, которые они принесли с собой, чтоб сжечь: этими веретенами они и искололи дружинника до смерти. Так что мало чего не исполнилось из пригрезившегося Торхергу.

Человек в синем вывороченном кафтане объявил, что к вечеру крестьяне будут невидимыми и неуязвимыми, и еще сказал, что у него есть чудесное оружие. Крестьяне прыгали вокруг лагеря и кричали, чтобы грешники сдавались, а пленников отвели на верхушку скалы и подвесили там, как связку сушеных карасей, пока лагерь не взят.