Темна вода во облацех - Александр Федорович Тебеньков

Ладно, раз осознал сам — тебе плюс. А сейчас успокоиться, подумать трезво, холодно и отвлеченно. Выход есть. Выход должен быть. Раз есть вход — должен быть и выход.

Дверь приоткрылась без стука.

— Разрешите, Павел Филиппович?

— Ба, кого я вижу! Проходи, садись!.. Не рановато ли, а? Небось, сбежал из клиники?

Акимушкин потрогал черную повязку, наискось перечеркивающую лицо.

— Хорошо, что левый глаз. У меня правый ведущий.

— Сбежал, признавайся?

— Ну, сбежал, — нехотя сказал Акимушкин. — Тут такие дела, а я, значит, отлеживайся?

— Дела, конечно, забавные и интересные, но ты мне нужен не только в здравом уме и твердой памяти, но и в отличной физической форме.

— Да я свеж как огурчик, Павел Филиппович!

— Ага. Такой же зеленый и в пупырышках... Ну, а дела наши идут, контора пишет. Я вот тут посидел, покумекал, и объявляю на завтра, на десять часов, совещание в очень узком кругу: ты, Игумнов, Суви, Никулин, Арзыбов. Оповещу их самолично и немедленно. Завтра как раз пятница, должен появиться Банник. Основной доклад мой, содокладчик — Николай Осипович. Тема: «Теория и практика экстрасенсорики и отдельных паранормальных явлений» — с демонстрацией оных и последующим обсуждением. Место — лаборатория на полигоне. Гриф секретности наивысший, поэтому никаких лаборантов, никаких блокнотов и авторучек... Расклад понятен?

Акимушкин задумался, снова машинально поправил повязку.

— А Долгополов? — негромко спросил он. — Все ж директор. У него и так полная пазуха камней.

— Ага, и тут же побежит сексотить. Извини, я, конечно, не должен этого говорить... Ладно, давай и этот момент порешаем — после того, как я полностью введу тебя в курс наших с Банником дел и обстоятельств. И покажу кое-что. Только в лаборатории, не здесь.

Сирена, похоже, была установлена на крыше административного корпуса, а форточки в кабинете открыты. Нарастающий вой ударил по ушам, заставил дернуться в креслах, разом подняться к окнам. И почти мгновенно зазвучал телефон — непривычно высоким, прерывистым зуммером.

Баринов схватил трубку, перекинул тумблер громкой связи.

— Слушаю!

— Здесь Арзыбов. Докладываю, Павел Филиппович: подопечный Иван Сивохо скрылся в неизвестном направлении. Предварительно непонятным образом он нейтрализовал двоих охранников — контужены и травмированы. Коттедж номер двадцать серьезно поврежден. На территории объявлена тревога, начаты мероприятия по розыску. Какие будут указания?

— Люди живы?

— Да, медицинская помощь им оказывается.

— Хорошо. Вы у себя?.. Иду к вам.

— Прошу, осторожней, Павел Филиппович! Сопровождения дать не могу, все в работе, извините.

— Ничего, мы сами!

Баринов положил трубку, оглянулся на Акимушкина.

Молодец, парень! Выдержан и дисциплинирован. Подобран, готов ринуться хоть к черту на рога — только разреши.

— Все слышал? Тогда — вперед. Быстро, но аккуратно: бегущий начальник вызывает у окружающих либо смех, либо панику...

От дверей на площадь Баринов огляделся — в пределах видимости никого, пусто. Ну и правильно, второй час пополудни, рабочий день. А согласно инструкции при тревоге все, кого она впрямую не затрагивает, остаются на местах, готовые к эвакуации, и ждут дальнейших указаний. А кого касается — делают свое дело: согласно той же инструкции.

Сделав знак спутнику, Баринов лишь слегка ускоренным против обычного шагом направился не к третьему корпусу, а в сторону коттеджей. Акимушкин пристроился чуть сзади и сбоку, на ходу крутил головой — при одном глазе обзор, оказывается, существенно снижается.

Сирена смолкла — свою функцию она выполнила. Раз отбой не объявлен, тревожный режим сохраняется, а излишне нервировать людей ни к чему.

После ближних коттеджей, за поворотом, они разом остановились. Акимушкин за рукав потянул Баринова в сторону от аллейки. Поверх живой изгороди открывался вид на двадцатый коттедж, куда только сегодня утром определили Ивана.

— Похоже на гаубицу, сто двадцать миллиметров, не меньше. Снаряд не бронебойный и не кумулятивный, скорее осколочно-фугасный. Разорвался внутри, весь угол вывернуло.

— Ты в этом разбираешься?

— Я Ленинградскую военно-медицинскую оканчивал.

— Понятно. Ладно, Марат, теперь давай к Арзыбову — за плетнями, огородами, по-пластунски...

У входа в третий корпус их встретил смутно знакомый молодой парень в цивильной одежде, но с короткоствольным автоматом за плечом. И повел не в кабинет начальника службы безопасности на первом этаже, а лестницей в подвал. Спустились глубоко — на четыре марша. Провожающий коротко объяснил: «Это бомбоубежище, при нем командный пункт». Баринов здесь не бывал, даже не слышал о его существовании.

Арзыбов сидел за столом, уставленным телефонными аппаратами, перед знакомым планом-схемой НИИ. Давешний Леонид, похоже, его заместитель, расположился у дальней стены, а перед ним, словно на стеллажах магазина «Радиотовары», мерцали экранами с дюжину черно-белых телевизоров. Баринов присмотрелся — сюда транслировались отдельные панорамы территории. Через открытую дверь в соседней комнате виднелся затылок еще одного сотрудника — тот сидел в наушниках перед пультом подковой, на пульте вперемешку горели зеленые и желтые лампочки.

Арзыбов поднялся навстречу. Поздоровались, расселись вокруг стола на неудобных жестких стульях.

— Рассказывайте, Роман Глебович.

...После сеанса гипноза Ивана перевели в двадцатый коттедж, служивший своеобразным «домом приезжих» для недолговременных гостей, потенциально подопытных. Присматривать за ним поселили двое сотрудников охраны — Величко и Скоробогатов.

Перевод Иван воспринял хорошо, даже с радостью — после бокса-изолятора. Тем более, что личные вещички из двадцать третьего разрешили забрать, даже помогли перетащить на новое место жительства. Но только он начал устраиваться, как зашел Долгополов. Конечно, был соответствующий приказ — никого постороннего не пускать, но тут же не кто-нибудь, а директор. Ребята стушевались, возразить не посмели... Пробыл недолго, несколько минут, побеседовал с Иваном о том о сем, подробности неизвестны. А когда уходил, уже в прихожей, предупредил ребят, дословно: «Присматривайте хорошенько, мужики, головой отвечаете. Сегодня пусть отдыхает, а потрошить завтра начнем. Ценнейший экземпляр в нашей кунсткамере!».

Скоробогатов остался в доме, Величко вышел проводить директора и задержался на крыльце перекурить. По его словам, спустя минуты три-четыре, не больше, изнутри донесся шум, звук удара, а следом — словно бы взрыв. С крыльца его снесло, ударило обломками, осколками кирпичей.

Патруль был на месте через несколько минут. Сивохо не обнаружили, из прихожей исчезли и его вещи — теплые ботинки, шапка, зимняя куртка. Скоробогатов плох: черепно-мозговая, множественные переломы, подозрение на повреждения внутренних органов — словно при падении с большой высоты. У напарника состояние много легче. Оба в медпункте, на подходе санитарный вертолет.

— А где Иван? — не выдержал Акимушкин.

Арзыбов словно не слышал, продолжал докладывать ровно, четко, не сбиваясь на детали и подробности.

По предварительным данным в кухне сработало безоболочечное взрывное устройство направленного действия — в сторону внешней стены здания. Мощность — порядка полукилограмма