Карл Шрёдер - Вентус

Это был в высшей степени загадочный момент. Как может яркость цветов, прохлада воздуха, мое собственное счастье навеки унести событие, или слух, или факт? Я любила маму и знала, что никогда не разлюблю ее, что бы ни случилось. Я заглянула в будущее и увидела себя рыдающей в одиночестве; я была словно марионетка, словно персонаж какой-то забытой пьесы. И в этот миг я поняла, что так оно и есть: горе моей дуэньи и мои грядущие страдания - роли, навязанные нам кем-то в прошлом. Я могла не просто горевать, если бы захотела. Я могла сойти с ума.

И я решила, что стану безумной. В этот миг я подумала: пусть я не в силах изменить судьбу матери, но в небесах не существует закона, предписывающего, как мне вести себя. Только гораздо позже я сумела оглянуться назад и понять, что мной руководила тогда ярость, которую я загнала так глубоко, что не могла ей предаться до… до недавнего времени.

«Встань, - сказала я дуэнье. - Давай немного поиграем на цимбалах. День сегодня на диво ясный… Больше таких не будет». Она посмотрела на меня с ужасом, и я поняла, что она считает меня чудовищем. Я подумала: что же станет со мной теперь, когда я отказалась играть роль в драме, начатой моим отцом?

С тех пор он тоже смотрел на меня с ужасом. Слуги проявляли при обращении со мной мягкое уважение - так ведут себя с ненормальными. Они знали: я так переполнена горем - хотя я не видела казни матери, да и прежде виделась с ней не больше пары часов в неделю, - что не способна больше ничего чувствовать. А король считал, что я ненавижу его и жажду мести. Он, наверное, думал, что я убью его, пока он спит. Когда я повзрослела, отец начал подумывать, как бы избавиться от меня, хотя я была веселой и жизнерадостной. Я говорила, что простила его за убийство матери, и была приветлива с его новой женой. Я действительно не собиралась мстить; в тот день, когда мне сообщили об аресте матери, я отправилась в долгий путь, по которому иду до сих пор, и в моем сердце была лишь благодарность за то, что меня оставили в живых - и за то, что я оставила человеческую расу позади.

Они плясали вокруг меня, пока я грезила среди бела дня - легендарные любовники, предатели, воры, короли и святые, - и я видела в них актеров, которые играют не только для окружающих, но и для самих себя. Если в них и существовала человеческая природа, она была глубоко похоронена под такими изобретениями, как горе и любовь. Эта вереница героев отравила мою юность.

Меня не собирались обучать наукам, поскольку я женщина.. Однако я не верила, что между мужчиной и женщиной есть какая-то разница, и наняла учителей. Отец дал свое позволение, так вот его авгуры ничего не говорили о том, как обращаться с сумасшедшей. Поэтому мне разрешили делать то, что не разрешалось другим.

О, я умела быть обаятельной и не менее коварной, чем самые изощренные в интригах придворные. Даже более, поскольку я постигала настоящие глубины человеческой природы. Но по мере того как я росла, мои желания все больше менялись. Я забыла свои детские мечты и уже не жаждала блистать при дворе, в море амбиций, которые властвовали там, поскольку теперь я их тоже видела насквозь.

Порой, не стану скрывать, я действительно сходила с ума. Я запиралась в своей башне и пела совам песни. Днями напролет лежала на кровати, бесцельно глядя в потолок или оплакивая потери: я потеряла чувство горя, романтизм любви и невинности. Прекрасные принцы и любовное томление ничего не значили для меня на том пути, на который я ступила. Я тосковала по пониманию, которое не могла больше найти. При дворе еще остались люди, в основном слуги и простые рабочие, которых я любила, потому что они любили меня. Они знали, что я не безумна, а просто дерзка настолько, насколько даже короли не могли себе позволить. Бедные люди не любят играть роли и поэтому кажутся черствыми даже по отношению к самим себе; тем не менее они умеют любить лучше нас, ибо честны в своих чувствах. Они увидели, что я в одно мгновение отвергла мир, в котором выросла, потому что он требовал от меня бессмысленной гибели, дабы все продолжало идти по накатанному пути, А кроме того, я порой ходатайствовала за них перед королем, и он частенько давал «добро» там, где другие просители терпели поражение.

В конце концов, подметив мой неженский интерес к наукам и занятиям историей, отец придумал, как избавиться от меня. Раз я хочу быть ученой, сказал он, будь по тому: он позволит мне возглавить экспедицию, которую в то время организовал Ринский университет, чтобы измерить сейсмические изменения, вызванные деятельностью опресней.

Опресни порой закладывали термоядерные заряды глубоко в горах или океанских впадинах. Судя по сохранившимся архивам, Ветры проводили такие взрывы раз или два в столетие, в разных местах. Мы по традиции запрещали добычу полезных ископаемых в этих регионах в течение десяти лет после взрыва, а затем людям разрешалось копать сколько им вздумается. В результате они всегда находили богатую добычу минералов или металлических руд. Тщательно изучив архивы, я поняла, что взрывы производились по сложной схеме, направленной на то, чтобы приблизить ценные материалы к поверхности земли - для нашего блага. Это одна из услуг, которую оказывают нам Ветры.

Да, Маут, они служат нам. Они просто этого не осознают. Если ты позволишь мне продолжить, ты поймешь, что я имею в виду.

Я прекрасно видела истинные намерения отца. Он хотел удалить меня от себя, лишить всяческой политической власти и возможности выйти замуж. Меня это не волновало. Я приняла его предложение из личных соображений. Честно говоря, мне безумно хотелось увидеть новые края и хотя бы временно пожить той жизнью, которую ведут мужчины. Я даже одевалась по-мужски. Помню, в день нашего отплытия я появилась в порту в кожаных брюках и мужской куртке, а за спиной у меня был тяжелый рундук с научными инструментами и книгами. Рядом семенили две дуэньи, совершенно не подготовленные к жизни на корабле и не понимающие, как им относиться к моему новому образу.

Университетские светила были еще менее рады меня видеть. Они рассматривали мое присутствие как нечто навязанное им против воли - и были абсолютно правы, - а меня саму воспринимали как скандальную особу. С первой же минуты, когда я ступила на палубу, мне дали понять, что я не дождусь от них никакой помощи, что они не будут повиноваться моим командам и всерьез воспринимать меня как главу экспедиции. Я не смогла найти с ними общий язык.

Наверное, в первый раз в жизни люди отказывались молниеносно исполнять мои желания. Я в ярости спустилась в свою каюту. Кипела я часов шесть, прежде чем поняла, что я снова реагирую на форму. Какой реакции я ожидала от этих людей? Они были проницательны и умны в избранной ими сфере деятельности и при этом ничего не смыслили в устройстве реального мира; это я уже успела сообразить. Так с какой же стати их неприязнь удивила меня?