Хол Клемент - Огненный цикл. Сборник научно-фантических рассказов

— Да, — сказала Бетти-Энн. — Благодарю вас.

Она пересекла комнату и подошла к камину, перед которым сидел гость. Через стол на него с интересом поглядывала кареглазая улыбающаяся Милдред. Руки ее покорно лежали на коленях, губы — полураскрыты.

Едва подошла Бетти-Энн, он встал, и ей вдруг почудилось в нем что-то знакомое. Необъяснимое и пугающее ощущение это нахлынуло откуда-то извне.

— Я Бетти-Энн, мистер Тэлли, — сказала она.

— Бетти-Энн… э-э… Селдон?

— Да… да…

Милдред подалась вперед, в глазах ее был вызов.

— Не хочешь ли посидеть с нами? Дон как раз говорил мне, что он с Запада.

Огонь отбросил на его лицо алый отблеск. Оно было еще румяное с мороза, классически красивое, уверенное, спокойное. На пальто блестели снежинки.

— Дон, — Милдред поднялась и подошла к нему совсем близко. — Давайте-ка я возьму ваше пальто, Дон, — по-хозяйски сказала она.

— Нет… пожалуйста, не беспокойтесь…

— Я не хочу, чтоб вы подумали, будто у нас негостеприимный дом. Дайте я помогу вам спять пальто. — И она затеребила его воротник. — Мне хочется, чтобы вы чувствовали себя у нас совсем как дома.

— Право, не надо, благодарю вас, — в голосе его прозвучала нотка досады.

— Но…

— Я предпочитаю остаться в пальто.

Лицо Милдред вытянулось и на миг стало совсем детским. Наверно, печальное детство было у нее, подумала Бетти-Энн, но тотчас Милдред вновь обрела свой хрупкий защитный панцирь и, стараясь не выдать голосом обиду, беспечно защебетала:

— Я… ну… ну, ладно. Я вижу, вы хотите поговорить наедине.

— Если вы не возражаете, — сказал Дон.

— Нисколько, — любезно и холодно ответила Милдред. И, чуть помедлив, прибавила: — Мне завтра предстоит жуткий тест по литературе, так что все равно пора заниматься.

Когда она ушла, Дон сказал:

— Она подошла и села напротив меня и стала раскладывать на столике пасьянс. Я ни слова не сказал, а она посмотрела на меня и говорит: «Я на последнем курсе по социологии». Я опять молчу. Тогда она говорит: «А вы откуда?» Я сказал — с Запада. Наверно, она узнала мое имя вот от той женщины.

Бетти-Энн посмотрела на него с недоумением.

— Мне казалось, вы говорили моим родителям, что вы откуда-то из здешних мест, — серьезно сказала она.

Он кивнул, глядя в огонь.

— Так было удобнее. — Потом обернулся к ней. — Вы можете сейчас выйти из этого дома?

— Д… да… наверно, если захочу…

Только теперь она заметила, что у него какой-то особенный, правда, едва ощутимый выговор, такого она, кажется, ни у кого прежде не слыхала.

— Наденьте пальто. Я хочу, чтоб вы пошли со мной.

Он сказал это сухо, повелительно, и ей захотелось резко ответить «Нет», Но она сдержалась, было что-то в его лице, какая-то смутная напряженность, может быть, даже печаль — что-то такое, что притягивало к нему, заставляло прощать странную грубость.

— Посмотрите на меня, — сказал он. — Я должен рассказать вам кое-что о вас самой. Посмотрите на меня. Вы пойдете со мной?

Она посмотрела ему в глаза. И от их выражения сердце ее забилось чаще.

— Пойду. — Она коснулась его руки. — Это о моих родителях?

— И не только об этом, Бетти-Энн. Мне надо очень многое вам рассказать.

— Я надену пальто.

— Пожалуйста.

Когда она снова сошла вниз, он ждал у дверей.

Миссис Ривс кивнула ей и ласково сказала:

— Не забудьте, милочка. Не позже одиннадцати.

Дон безмолвно распахнул дверь, и из тепла и света они вышли в холодную тьму.

— Куда мы идем?

— В отель Дрейпера.

Смутные чувства вызвал он в Бетти-Энн. Не то, чтобы он ей нравился. И, наверно, не следовало бы так уж безоглядно ему доверять. Но, однако, что-то странно связывает их, и нельзя понять, что же это за родство.

— Мне не позволят подняться в номера, — сказала она.

— Идите мимо конторки как ни в чем не бывало. Все будет в порядке.

Она подставила лицо снегу. Наверно, надо бы опасаться, а ей не страшно. Или нет, пожалуй, страшно — только не его самого, но вдруг он расскажет что-то такое, чего ей лучше бы о себе не знать. Они миновали церковь (снег поскрипывал под ногами). Вышли за пределы белого студенческого городка. Свернули на главную улицу, и вот уже перед ними лежит деловая часть Нортхемптона.

У Бетти-Энн застучали зубы, она взялась за его руку.

В свете неоновых огней падающий снег становился оранжевым, дыхание превращалось в морозный пар, из какого-то бара послышался смех. Они шли. А город нагружался в сон.

Перед гостиницей Дрейпера они потопали ногами, отряхнули прилипший к подошвам снег.

— Идемте. Никто не обратит на вас внимания.

Они поднялись на крыльцо, прошли мимо конторки; сонный портье равнодушно посмотрел сквозь Бетти-Энн, словно ее тут и не было, она взглянула на Дона — лицо у него стало спокойное и ненапряженное.

Снизу, из ресторана, доносился нестройный хор голосов. Послышался девичий смех.

По ступеням, которые покрывал истертый ковер, они поднялись на третий этаж. Дон подвел Бетти-Энн к дверям номера и тихонько постучал.

— Это я, Дон, — сказал он.

— Войдите.

Он отворил дверь, пропустил Бетти-Энн вперед. И закрыл за собой дверь.

На постели лежал человек.

— Сядь, Бетти-Энн, — сказал он. Лицо у него было старое, изрезанное морщинами, глаза глубоко запали, губы тонкие и волосы совсем белые.

Она вгляделась в его лицо.

— Но… но ведь, — удивленно начала она, — вы же не старый!

Человек, лежащий на постели, кивнул.

— Она нашего племени, — сказал он. И продолжал: — Можешь называть меня Робин. То, что я расскажу тебе, странно и удивительно, Бетти-Энн.

Она посмотрела на него огромными, распахнутыми глазами.

— Не бойся.

— Я… я не боюсь, — сказала она, хотя сердце неистово колотилось. И сама не могла понять, правду ли сказала.

— Закрой, пожалуйста, глаза, друг мой, — сказал Робин.

В голосе его, как и в голосе Дона, слышалось что-то чужое. И не только в голосе. И лицо, и весь он был какой-то нездешний.

Бетти-Энн не могла определить, что же это, как не могла бы сказать, откуда она знает, что он не старик, и откуда это ощущение, будто их связывает какое-то родство. Она закрыла глаза. Безмолвно шевельнулись губы. Молча стояла она на пороге неведомого. И ждала.

— Слушай внимательно, — сказал Робин. — Ты слышишь мои мысли?

После минутного молчания она устало выдохнула:

— Да.

В мозг ее вторглось что-то извне — это было ужасно, — возникали и таяли слова. Неясные, они не складывались в фразы, и за ними чувствовался этот чужой. Все в ней возмутилось, она попыталась воспротивиться этим словам, но они наплывали опять и опять, и возмущение угасло.