Хол Клемент - Огненный цикл. Сборник научно-фантических рассказов

Но вот снова настала весна, день отъезда Билла приближался, и жизнь их становилась все мучительней, все безнадежней, и однажды вечером Бетти-Энн вдруг каким-то шестым чувством поняла, что мечты ее разбиты. Билл смотрел на нее отчужденно, сердито, а ей было больно, она всем сердцем отчаянно тянулась к нему, и потом ей надолго запомнилось, как по-детски глупо она себя вела и этим только еще дальше его отталкивала. В конце концов она, к своему стыду, расплакалась и горько и несправедливо его упрекнула:

— Тебе нужна женщина с двумя руками, да?

И вот уже мечта ее рассыпалась в прах, и ничего нельзя поправить; и даже в ту горькую минуту, когда она в отчаяньи бросила ему эти слова, она знала, что впервые в жизни попыталась воспользоваться своей слабостью как оружием и больше никогда уже не повторит этой ошибки. А когда он ушел, она в слезах осталась на веранде — оскорбленная, униженная, горько раскаиваясь в своих словах.

Потом пришла печаль; ей уже никогда больше не узнать счастья, да, она смирилась, никогда она не будет счастлива. Так она сидела в темноте, смотрела на звезды, и волна за волной ее захлестывала тоска.

Мир вокруг был тих, покойно печален, и покойно печален воздух, и листья тоже источали покойную печаль, и сама жизнь была исполнена печали.

Первая неделя тянулась бесконечно; в душе непрестанно звучала чуть слышная печальная, тоскливая, грустная мелодия, оттеняя каждый ее шаг, каждый самый обыденный разговор.

Еще через две недели — ровно через три недели после того, как Билл исчез, исчез, хотя каждый день в школе она видела его отчужденное лицо, — Дейв подозвал ее и без предисловий сказал:

— Хочешь поступить осенью в колледж Смита?

В первую минуту Бетти-Энн была ошеломлена. Тогда Дейв объяснил, что Ли Стими, бывшая питомица этого колледжа, уже несколько лет старалась добиться для нее стипендии, и вот благодаря выдающимся успехам Бетти-Энн в старших классах и стараниям мисс Стими стипендия обеспечена.

Первая мысль Бетти-Энн была о Дейве и Джейн, и она, запинаясь, заговорила о том, что это несправедливо, они уже и так сделали для нее слишком много; нельзя ей учиться на Востоке, это будет стоить им больших денег. Но Дейв спокойно стоял на своем — она должна ехать, а потом Джейн сказала: «Нам удалось кое-что отложить на этот случай», и в конце концов Бетти-Энн согласилась поехать, если только ей дадут стипендию; она вышла из комнаты гордая, веселая и счастливая и лишь минут через пятнадцать вспомнила, что жизнь печальна.

Бетти-Энн ехала поездом из Канзас-Сити (туда она прилетела из Бостона); неторопливый состав этот останавливался, кажется, у каждой фермы, и ей никак не удавалось заснуть. Примирившись с мыслью, что придется бодрствовать всю ночь, она смотрела в окно и постепенно начинала понимать, до какой степени переменился ее взгляд на мир за короткое время — меньше одного семестра, что она провела в колледже Смита. Когда поезд с лязгом остановился на крошечной станции, она невольно ощутила одиночество, безжизненность, замкнутость станционного здания и сонной главной улицы.

Позади, на Востоке, лежит иной мир. Она его еще не понимает — он слишком для нее нов, но богат обещанием, как утренняя заря. Ей уже успели приоткрыться новые горизонты. Новые представления — самые неожиданные, обо всем на свете — были точно ключи, что отворяют двери в неведомые, но заманчивые дали, и она чувствовала себя маленькой и растерянной.

Что делать мне с этим печальным и забавным миром, как найти в нем себе место? Что нужно мне понять, чтобы и меня понимали? И когда придет понимание, что должна я делать дальше, в чем мой долг? Если бы только знать, если бы знать…

И ответ был близко — вот он, почти совсем уже тут, на краю сознания. В какой-то миг безмерного одиночества (за окном медленно ползущего поезда тянулись плоские, в пятнах талого снега поля) ей больше всего захотелось, чтобы ее поняли до конца, словно это и был ответ. Но ведь чтобы понимать друг друга, два человека должны быть неотличимо одинаковыми, подумалось ей вслед за тем. Нет, неверно, только один-единственный человек может понять меня до конца — я сама.

Как мне найти место в этой печальной и забавной жизни, какова моя роль, что могу я делать лучше всего? Ответ будет сложный, столь же многогранный, как сама жизнь, которая тоже, кажется, не поддается простому определению. Ясно одно: люди-все люди, такие ей близкие и такие чуждые, — потребуют, чтобы она отдала им все лучшее в ней, лучший свой дар — и тогда взамен они дадут ей то, что ей всего нужней. Но чего они ждут от нее? И чего она ждет от них? (Если бы знать, если бы знать!)

А роль? Даже этого еще недостаточно. Тут кроется что-то еще; вероятно, этим занимается какое-то неведомое ей направление философии. А быть может, все проще, и жизнь и смерть лишены смысла, но, навязанные людям, повторяясь опять и опять, обретают смысл, и в основе всего лежит простая необходимость. Из сложности — жизнеспособность, из жизнеспособности — сложная необходимость; когда кончается необходимость, кончается жизнь — сон, покой, скука, смерть. Быть может, роль — это все. А может быть, мне этого мало, и я всегда буду искать, потому что иначе не могу, и никогда не найду, потому что это мне не дано?

Ответ, не самый главный ответ, дрожал, трепетал на краю сознания — как найти себе место в этом печальном и забавном мире? Еще рано.

«Время придет, время придет», — стучали колеса.

«И скоро, — просвистел свисток, — скоро».

Дейв встретил ее на станции, помог выйти из вагона, взял единственный ее чемодан, выло свежо, ветрено, но на присыпанной гравием дорожке, по которой они шли к машине, снег растаял.

Они поздоровались, а потом Дейв умолк, и, объятая внезапным страхом, чувствуя возникшую между ними отчужденность, Бетти-Энн воскликнула:

— Что-то не так!

Усаживая ее в машину, Дейв спросил:

— С чего ты взяла?

— Ты такой… — она запнулась, подыскивая слово, которое выразило бы ее мысль, стараясь определить не только для него, но и для себя, откуда вдруг возникла эта уверенность. От того, как передернулись его губы, как прозвучал голос, когда он с ней здоровался, от сдержанности, которая почудилась ей в его взгляде? Нет, не то, что-то еще. Казалось, в первое же мгновенье она услыхала его тайную мысль, а теперь не могла ее вспомнить.

— Как мама? С ней ничего не случилось?

— Конечно, нет, — ответил Дейв. Он захлопнул дверцу машины с ее стороны и обошел машину кругом. Садясь за руль, спросил:

— Как тебя кормили? Вид у тебя здоровый, но все-таки тебе там всего хватало?

Бетти-Энн засмеялась.

— Вполне!