Бледный король - Дэвид Фостер Уоллес

другой потенциальный кандидат (в смысле, не тот, кто, очевидно, просто зашел погреться) начал из-за нечленораздельности презентации клевать носом над спинкой стула, он сам себя исключил как кандидата на любые должности Налоговой, кроме самых низовых. Еще нужно было заполнить до двадцати разных анкет, где многие были избыточными: я не понимал, почему нельзя просто заполнить одну анкету и распечатать нужные копии, но, опять же, предпочел держать язык за зубами и просто снова и снова писал одни и те же личные данные.

Всего вводная презентация и регистрация, несмотря на то что состояли чуть больше чем из 5750 слов, продлились почти три часа, считая несколько периодов, когда кадровик замолкал, сидел в тяжелом неуместном молчании и, возможно, спал – из-за темных очков подтвердить это было невозможно. (Позже мне объяснят, что и необъяснимые паузы входят в процесс первоначального отсева кандидатов и «диспозиционной оценки», что весь обшарпанный офис на самом деле находился под продуманным видеонаблюдением – в формулировке одного из подпунктов одной из обязательных анкет было запрятано «Согласие на запись», чего я, очевидно, на тот момент не заметил, – и что частоту наших ерзания и зевков, а также отдельные характеристики осанки, позы и выражений в отдельных контекстах еще изучат и сверят с различными психологическими шаблонами и прогностическими формулами, разработанными за несколько лет до этого в Подразделении набора и подготовки персонала Отдела кадров Управления внутреннего контроля Службы, что, в свою очередь, очень долгая и запутанная история об акценте Службы на протяжении 60-х и 70-х на максимизации «пропускной способности» – в смысле, как можно более высокой эффективности в плане объема обработки, инспекции, аудита и приема налоговых деклараций и документов в данный финансовый квартал. Хотя эта концепция эффективности подвергнется пересмотру в 1980-х, когда минфин и Три Шестерки спустят новые правительственные приоритеты с ведомственным акцентом на максимизации уже не пропускной способности, а прибыли, на тот момент – в смысле, на январь 1979-го, – акцент все еще ставился на отсев кандидатов по набору характеристик, сводившихся к способности поддерживать концентрацию в условиях экстремальной скуки, запутанности, сумятицы и отсутствия понятных данных. По словам одного из инструкторов по Инспекциям в ЦПО Индианаполиса, Служба искала «винтики, а не свечи зажигания».

В конце концов, когда уже начало темнеть и снова пошел снег, кадровик объявил о завершении процесса, и нам – к тому времени нас было, возможно, пять-шесть человек, кое-кто забрел во время формальной презентации, – раздали большие синие папки с высокими стопками брошюр на скрепках. Последним напутствием кадровика было, чтобы те, кто еще потенциально заинтересован, шли домой, внимательно прочли раздаточные материалы и вернули их на следующий день – если меня не подводит память, в пятницу, – для начала следующего этапа процесса отбора.

Если честно, я ожидал собеседования и всяческих вопросов о своем образовании, опыте и направлении в плане карьеры и приверженности. Я ожидал, что они хотят убедиться, серьезно ли я настроен и не хочу ли просто обмануть Налоговую ради бесплатного образования. Не так удивительно, что я ожидал от Налоговой службы – которую мой отец, по работе имевший с ней, по понятным причинам, разные дела, боялся и уважал, – обостренных опасений из-за каких-либо обманов или мошенничеств, и помню, как переживал в долгом пути от автобусной остановки, что именно отвечать на расспросы о происхождении моего интереса и целей. Мне было важно сказать правду без того, чтобы кадровики Службы отреагировали так же, как недавно отреагировал замдекана по научной работе, или подумали обо что-нибудь вроде того, что я сам подумал о христианке с букетными сапогами из уже упомянутого воспоминания о Линденхерсте. Впрочем, насколько помню, в тот первый день от меня не требовалось почти ничего после приветствия и пары невинных вопросов – а также, разумеется, имени. Как я уже упоминал, все мое участие свелось к анкетам, на многих из которых в нижнем левом углу стоял штрих-код – я помню эту подробность, потому что это первый штрих-код в моей жизни, на который я обратил внимание.

Так или иначе, полная папка домашней работы из вербовочного пункта оказалась настолько невероятно сухой и канцелярской, что, в сущности, приходилось несколько раз перечитывать каждую строчку, чтобы извлечь из нее хоть какой-то смысл. Информация практически не укладывалась в голове. Я уже познакомился с настоящим языком бухучета в учебниках по курсам «Управленческий учет» и «Аудит I», которые как раз тогда шли – если позволяла погода – в Де Поле, но по сравнению с материалом Службы это был детский лепет. Самой большой брошюрой в папке было нечто, напечатанное слепым шрифтом, под названием «Процессуальные нормы» – на самом деле § 601 раздела 26 Свода федеральных законоположений. Помню, девяносто пять слов на странице, которую я вначале открыл наугад, так как хотел просто получить представление о том, что мне предстоит пытаться читать и усваивать, оказались из ¶1910, § 601.201a(1)(g), подраздел XI:

Запросы о вынесении решений касательно классификации организации как ограниченного партнерства, где корпорация является единственным главным партнером, см. Нал. Проц. 72–13, 1972-1 CB 735. Также см. Нал. Проц. 74–17, 1974-1 CB 438 и Нал. Проц. 75–16, 1975-1 CB 676. В налоговых процедурах 74–17 приводятся некоторые правила Службы относительно предварительных решений по классификации организаций, образованных как ограниченные партнерства. В налоговых процедурах 75–16 установлен чек-лист требуемых данных, часто упускаемых в запросах о вынесении решений по классификации организаций с точки зрения федерального налогообложения.

И таким, в сущности, было все. Не знал я на тот момент и того, что в Центре подготовки и оценки нам придется практически выучить все 82 617 слов руководства «Процессуальные нормы», и не столько ради образования – ведь «Процессуальные нормы» включены в «Руководство Налоговой службы», лежащее под рукой у каждого инспектора Налоговой в нижнем правом ящике стола-тингла на маленькой цепочке, чтобы его не забирали и не заимствовали, так как Руководство положено иметь в тингле всегда, – сколько скорее в качестве диагностического инструмента для определения, кому хватает усидчивости читать час за часом, а кому – нет, что, очевидно, указывает, кто в состоянии справиться с запутанностью и канцелярщиной разной тяжести (и поэтому компоненту Инспекций в подготовительном курсе ЦПО называли «концентрационный лагерь»). Сам я в то время, когда сидел в детской комнате отцовского дома в Либертивилле (общежитие Де Поля все еще не открыли из-за прорыва замерзших труб – метель и ее последствия надолго парализовали почти весь город), предполагал, что требование прочитать весь материал – некое испытание или барьер для определения, кто действительно мотивирован и