Бледный король - Дэвид Фостер Уоллес

два дня нас ждала еще более суровая зимняя погода. Везде лежали сугробы в метр и выше – намного выше там, где высокоскоростные уборщики расчищали улицы, образуя на обочинах исполинские заносы, и, чтобы попасть на тротуар приходилось проходить через этакий туннель или неф, а затем барахтаться у каждого участка, где хозяину не хватало гражданской ответственности, чтобы разгрести снег. Я ходил в расклешенных зеленых брюках из вельвета, чьи штанины скоро подтянул чуть ли не до коленей, а в тяжелые «тимберленды» – непригодные, как я выяснил, для скольжения, – набился снег. Сияло так, что смотреть больно. Чуть ли не полярная экспедиция. Иногда из-за сугробов приходилось выбираться через заносы обратно и идти прямо по проезжей части. Движение, по понятным причинам, было редкое. Улицы теперь больше напоминали каньоны с отвесными белыми стенами, высокие заносы и здания делового района за ними отбрасывали сложные тени с плоскими верхушками, что иногда складывались в гистограммы под ногами. Мне удалось доехать до Грант-парка, но не ближе. Река замерзла и скрылась под снегом, который туда пытались сбросить уборщики. Кстати, я понимаю, насколько сомнительно, что кому-то вне Чикаголенда еще интересно слушать про великую зимнюю метель 1979 года, но для меня это яркое, критическое время, воспоминания о котором необычно отчетливые и сфокусированные. Для меня эта запавшая в голову ясность – очередной признак четкого водораздела в осознании и направленности до и после иезуита на углубленном налоговом учете. И не столько из-за речей о героизме и стадах, уже тогда показавшихся мне малость чрезмерными (все-таки всему есть пределы). Думаю, отчасти меня наэлектризовал его диагноз, что мир и реальность уже исследованы и сформированы, информация, составляющая реальный мир, – уже сгенерирована и теперь главный выбор заключался в том, чтобы пасти, загонять и организовывать бурный поток информации. Это было похоже на правду – пусть только для той моей внутренней частички, чье существование, думаю, я тогда еще полностью не осознавал.

Так или иначе, даже найти получилось далеко не сразу. Помню, на перекрестках у некоторых знаков «стоп» над сугробами торчали только полигональные части, у нескольких магазинов почтовые щели замерзли в открытом состоянии и внутри на ковриках нарастали языки наметенного снега. На капоты многих городских ремонтных автомобилей и мусоровозов надели лопаты, чтобы они служили дополнительными снегоуборщиками – мэр Чикаго пытался отреагировать на общественное возмущение из-за неэффективной уборки снега. На Бальбо в передних дворах виднелись останки снеговиков, чей рост указывал на возраст их авторов. У некоторых буран сдул глаза и трубки или переиначил черты лица – издали они выглядели зловещими или безумными. Было очень тихо – и так светло, что, если закрыть глаза, увидишь только подсвеченно кроваво-красный цвет. Слышался грубый скрежет снегоуборочных лопат и далекий рев, принадлежавший, как я вспомнил только позже, одним или больше мотосаням на Рузвельт-роуд. На нескольких снеговиках во дворах были старые или лишние отцовские деловые шляпы. На верхушке одного очень высокого рассыпчатого сугроба виднелся открытый зонтик, и я припоминаю несколько пугающих минут копания и криков в яму, потому что казалось, будто это провалился человек с зонтиком. Но выяснилось, что это просто зонтик, который кто-то открыл и воткнул ручкой в сугроб – возможно, для розыгрыша или чтобы поиграть на чужих нервах.

Так или иначе, оказалось, недавно Служба ввела такую же программу набора новых контрактных работников, как в армии, – с мощной рекламой и стимулами. Выяснилось, что для агрессивной вербовки хватало уважительных ведомственных причин, и из них только часть относилась к конкуренции с сектором частного бухучета.

Кстати, только обывательские и популярные СМИ зовут контрактных работников Налоговой «агентами». В Службе отталкиваются от отделов или управлений и «агентами» обычно называют работников Отдела уголовных расследований, сравнительно маленького и ведающего такими вопиющими случаями уклонения от уплаты налогов, когда более-менее требуются уголовные санкции в назидание другим НП, чтобы, в сущности, мотивировать общее подчинение закону. (Кстати, учитывая, что федеральная налоговая система до сих пор зиждется в основном на добровольном подчинении, психология отношений Службы с налогоплательщиками запутана и требует общественной веры в исключительные эффективность и тщательность в сочетании с агрессивной системой санкций, пеней и – в исключительных случаях – уголовных преследований. Впрочем, на самом деле Уголовные расследования – это своего рода крайняя мера, поскольку уголовные санкции редко приносят дополнительный доход – в тюрьме у НП дохода нет, а значит, очевидно, и финансового возмещения ждать не приходится, – тогда как правдоподобная угроза преследованием сама по себе служит стимулом для непрерывных выплат и подчинения, а также оказывает мотивирующий эффект на налогоплательщиков, подумывающих об уголовном уклонении. Другими словами, для Службы «отношения с общественностью» действительно жизненно важный и запутанный элемент как миссии, так и эффективной работы.) Аналогично, термин «инспектор» слышишь довольно часто – даже среди частных профессионалов в сфере налогов, – но внутренний термин Службы для такой должности – «аудитор», а термин «инспектор» относится к сотруднику, кому поручается отбор определенных налоговых деклараций для аудита, и он не имеет дел непосредственно с НП. Инспекции, как уже упоминалось, входят в круг задач Региональных инспекционных центров, таких как РИЦ Среднего Запада в Пеории. С организационной точки зрения, Инспекции, Аудиты и Уголовные расследования – это все отделы Управления комплаенса Налоговой службы. Впрочем, верно и то, что технически некоторые аудиторы среднего уровня известны в иерархии персонала как «налоговые агенты». Также верно, что и сотрудников Отдела внутренних проверок часто классифицируют как «агентов», каковой Отдел проверок – местная версия отделов внутренних расследований из силовых органов. В сущности, на них возлагается расследование обвинений в злоупотреблениях положением или преступной деятельности сотрудников или администрации самой Службы. С административной точки зрения, ОВП входит в Управление внутреннего контроля Налоговой, к которому также относятся Отделы кадров и систем. Главное здесь, видимо, то, что, как и в большинстве федеральных органов, у Службы крайне запутанные структура и организация – более того, в Управлении внутреннего контроля есть подразделения, которые занимаются исключительно изучением организационной структуры Службы и ищут способы максимизировать ее эффективность согласно миссии Налоговой.

Вербовочный пункт Налоговой, ожидавший посреди ослепительного паралича Чикаго-Луп, на первый взгляд не выглядел особо драматично или увлекательно. В том же помещении находился вербовочный пункт ВВС США, отделенный от офиса Налоговой большой ширмой или перегородкой из поливинилхлорида, а то, что в приемной офиса ВВС раз за разом играла закольцованная оркестровая аранжировка известного гимна «Мы уходим в синюю даль», могло иметь некое отношение к проблемам с головой и лицом кадровика Налоговой, подверженным время от времени мелким судорожным вздрагиваниям и гримасам, в связи