Как высоко мы поднимемся в темноте - Секвойя Нагамацу

не хотела потерять во времени. Развела костер, спела дочери последнюю колыбельную и на восходе солнца ушла. Пересекла пласты льда, приняла человеческий облик и много столетий жила одна, стараясь простить себя за эгоизм и беспечность и убедиться, что больше никогда не повторю подобной ошибки.

* * *

Другие строители мира, возможно, сумели бы оставить своих на произвол судьбы, но я, видя, что мои люди ползут к бездне жутких возможностей, не смогла. Шумеры называли меня Тиамат. И пускай у меня тогда было другое лицо, могу тебя заверить, я вовсе не была многоголовым драконом, как говорят мифы. Я учила их рыбачить, плести сети и строить небольшие суда. Учила орошать поля силами Тигра и Евфрата. Как ты понимаешь, скучать было некогда. Я с головой ушла в преподавание, даже запустила побочные проекты вроде строительства зиккуратов. Долго бездельничать я не могла, сразу начинала скучать по Нури и моей пещерной дочери – каждый раз, как видела обнимающуюся пару или слышала плач ребенка. Во время правления Навуходоносора у меня была кошка по имени Нури. Со временем я даже стала как-то успокаиваться, когда звала ее по имени. Можно было притвориться, что дочка со мной. Нури, ужин готов. Нури, пора спать. Нури, я люблю тебя. Нури, ты не встречала среди звезд свою сестру? Где ты, Нури? Где ты?

* * *

«Ты их видишь?» – спросила я ее.

В сфере вероятностей люди со странными длинными палками охотились на животных. Они были куда меньше нас ростом, и кожа у них была непрозрачная и не светилась, как туманность. Они, как и многие другие виды, имели волосы, могли группами передвигаться на большие расстояния, переносить огонь. Трава у них росла зеленая, а не фиолетовая, как на наших холмах. Некоторые семьи заводили четвероногих питомцев, вроде Жиран Жаби моей Нури (только без рогов и чешуи). Я видела, как воевали крупные племена, а после бились люди в металлических одеждах. Видела, как с планеты улетают маленькие корабли, как над ней в стеклянных кольцах плывут огромные города. Видела цивилизацию, которая могла себя уничтожить, не долетев даже до ближайшей звезды. Но также видела мир, который первым станет свидетелем тишины межгалактического пространства и пройдет по руинам того, что останется от нас.

* * *

Думая о своем мире, я представляю, как мой муж в полях ухаживает за последним выращенным нашим народом семенем. Реки больше не сверкают, русла их высохли и потускнели; пещеры давно погрузились во тьму. Бо́льшая часть наших уже покинула свой мир, нашла другие дома, влилась в новую жизнь и старается как можно проще прожить вечность. Поля пусты, осталось только одно зерно, а поверхность планеты усеяна кратерами, в которых покоятся останки некогда существовавших миров – голоса, фрагменты истории, крики животных, запахи экзотических фруктов. Хочется верить, что у моих дочери и мужа все хорошо, что в мое отсутствие они научились поддерживать друг друга. Интересно, ходят ли они к кратеру Земли, направляют ли сферу вероятностей на пятна света в почве, чтобы увидеть мой новый дом? Снится ли им жизнь, которую я прожила? Может, они, так же как я, перед сном смотрят в небо, на миллиарды световых лет, которые нас разделяют?

* * *

Признаю, отчасти я виновата в гибели первой продвинутой земной цивилизации. Я дала атлантам слишком много и слишком рано. Они оказались не готовы к знанию. Мне было жаль детей – когда Атлантида зашаталась, они метались по городу и звали родителей. А шаталась она очень сильно! Их ученые выстрелили над землей тремя маленькими звездочками, надеялись, они впитают энергию планеты и остановят извержение вулкана. Мои слова они переврали, использовали как оружие, и в итоге я сама уже не понимала, что случится. Звезды росли, наконец, земля треснула и засветилась красным. Грянуло землетрясение, море захлестнуло окружающие город стены и, насколько я видела, поглотило землю. Каменные стражи и древние цари высотой с небоскребы обрушились и ушли под воду. Я наблюдала за происходящим, сидя в одной из немногих уцелевших лодок и прижимая к себе девочку, у которой никого не осталось. Пела ей колыбельную из семи миров, ту самую, которую так любила Нури. Когда мы пришвартовались к будущей Греции, я тайком ушла, оставив девочку среди пожитков молодой пары. Но перед этим прошептала ей: «Твоя семья всегда будет с тобой. Не забывай их. Будь сильной». Я шла и шла и следующие несколько эпох провела одна. Просто оставила человечество в покое.

* * *

Незадолго до того, как я покинула свой мир, я как-то встретила мужа в поле. Он показывал Нури, как строители мира вкладывают возможности в каждое семя, тщательно добавляя химические вещества и минералы, о которых мы спорим уже несколько тысяч лет.

– Не все на свете зависит от тебя, – объяснял он Нури. – Мы сажаем потенциальные реальности. То, что показывает нам сфера, может случиться, а может, и нет – по крайней мере, в этой вселенной.

– Кто же решает? – спросила Нури.

– Отчасти все происходит случайно, – объяснила я. – Многое зависит от силы надежды, любви, изобретательности. Возможность важнее даже жидкости, что струится по нашим жилам, малыш.

Нури подошла к предназначенному ей семечеку и поднесла сферу возможностей к его мерцающей мембране.

– Я хочу, чтобы эти летающие существа жили, – сказала она.

Хотела, чтобы ее мир мог бороться за жизнь, чтобы в нем вывелся вид шерстистых животных, которые однажды смогут летать. Если верить сфере, этот мир с семидесятипроцентной вероятностью должен был получить имя Вара и закончиться, когда последний населяющий его разумный вид издаст серию из трех длинных пронзительных свистков, а звезда выжжет его историю. Я разглядывала возможности выживания последней цивилизации, крохотный шанс избежать звездного уничтожения. Понимаешь, отчасти вот почему на Земле не получали сообщений из других миров. Большая их часть уже погибла к тому времени, как их свет достиг неба. Иногда даже простейшие формы жизни разделены сотнями световых лет.

* * *

Если ты думаешь, что человек из космоса не будет так восприимчив к астрономическим линиям связи, ты ошибаешься. В шестнадцатом веке, когда я жила в Венеции под именем Марина Гамба, меня захватила страсть к ученому, который совершенно справедливо полагал, что Земля вращается вокруг Солнца. Он говорил, что родинки у меня на спине похожи на Плеяды. Что еще рассказать тебе о Галилее? Прежде чем заняться любовью, мы рисовали карту звездного неба, впрочем, и после тоже. Но даже нам не удавалось увидеть другие миры в его телескоп. Я указывала на темное