Юрий Нестеренко - Приговор

плита пола поддалась под моим весом, и я услышал во мраке грохот упавшей

решетки. Я рванулся назад, но было поздно: железная решетка отсекла

угол, куда я сам себя загнал, от остальной комнаты. Вот теперь ловушка

захлопнулась окончательно! Мне оставалось лишь ждать неизбежного.

Колокольчик смолк, и в тот же миг дверь открылась, озарив комнату ровным

светом фонаря. А затем тот, кто его держал, вошел и сразу повернулся ко

мне. Это был мужчина лет сорока с небольшим, хотя в первый момент он

показался мне старше из-за густой волнистой бороды, которая, казалось,

образовывала одно целое с его длинными, до плеч, волосами. Несмотря на

всю эту, темную с проседью, растительность, злодеем он не выглядел — его

лицо скорее хранило мудрое и усталое выражение. Оружия у него при себе

не было — только фонарь со стеклянными стенками, довольно дорогая,

кстати, вещь. "Положи ланцет, — вздохнул он, глядя на меня сквозь

решетку. — Он, конечно, простерилизован, но порезаться-то все равно

можно. Там, позади тебя, есть полочка на стене." Я повиновался, понимая,

что сопротивление бесполезно. "Ты неглупый мальчик, — продолжал он, — не

только сумел сюда забраться, но и сообразил, куда нужно встать в случае

тревоги. Но, как видишь, до чего можешь додуматься ты, могут додуматься

и другие. Это всегда следует учитывать." Он еще немного помолчал и

произнес с усмешкой: "А я-то надеялся, что моя дурная репутация, по

крайней мере, хранит меня от воров. Ну и что нам теперь с тобой делать?"

Упоминание о дурной репутации окончательно подкосило мой боевой дух.

Мастер-то об этом ничего не сказал! Ну, ясное дело — в легендах самые

большие сокровища всегда хранятся у самых страшных злодеев… В общем,

мне до сих пор неприятно об этом вспоминать, но слезы хлынули у меня в

два ручья, и я заблеял что-то на тему "дяденька-только-пожалуйста-не

убивайте". "Я в жизни своей никого не убил, — строго сказал он. -

Правда, были люди, которым я не смог помочь. Но их убил не я, а

болезнь." "А… т-там?" — несколько осмелел я, показывая в сторону

скелета и банок с частями тел. "Эти люди умерли сами. Я анатомировал их

тела, чтобы знать, как человек устроен изнутри и как болезни влияют на

его органы. Без этого знания невозможно правильно лечить живых. Другие,

конечно, пытаются — ну и результат налицо. Если кто из их пациентов и

выздоравливает, то разве что за счет силы собственного организма." "Так

вы… лекарь?" "Я — исследователь. Устройство человеческого тела — лишь

одна из сторон моего интереса." Я понял, что резать на куски меня,

пожалуй, не будут, и есть шанс отделаться простыми побоями. Но, пока

хозяин дома не приступил к этому, я дерзнул попытаться утолить

собственное любопытство: "А можно спросить, зачем башенка на крыше?

Почему там крутятся перила и что значат двенадцать значков?" (Считать,

надо сказать, я умел — до десяти, по пальцам, выучился сам, а в шайке

научили и до ста.) "А ты наблюдательный, — улыбнулся он. — Это для

астрономических наблюдений. Неподвижный круг — положение зодиакальных

создвездий на момент весеннего равноденствия, лимб — текущее положение.

На лимбе отмечены также полуночные направления на основные звезды…"

Тут он, как видно, вспомнил, что говорит с трущобным мальчишкой, который

едва ли слышал об астрономии, и перебил сам себя: "Ты чего-нибудь

понимаешь?" "Не очень", — признался я. "А хотел бы?" "Да! — честно

ответил я и в порыве откровенности добавил: — Я вам этот… лимб

повернул на… весенний момент — это ведь не страшно? Его же легко

повернуть обратно?" "Придется дождаться следующей ясной полуночи, чтобы

сделать это точно. Впрочем, в любом случае это приходится делать каждый

раз. Давно хочу построить механизм, который вращал бы лимб без моей

помощи, но пока не знаю, как обеспечить столь медленное и при этом

равномерное движение…" "Вы предсказываете судьбу по звездам?" "Нет, -

покачал головой он, — это невозможно, и те, кто утверждают обратное,

попросту невежды или обманщики. Движение звезд подчинено строгим законам

математики и отличается четкой периодичностью, а в судьбах людей не

наблюдается ничего подобного." "Вот-вот, — подхватил я, — я много раз

думал о детях дворян и богачей, родившихся в один день и час со мной.

Разве их судьба похожа на мою?" "Соображаешь, — похвалил он. — Более

того, известны случаи близнецов, один из которых, к примеру, умер в

раннем возрасте, а второй прожил долгую и благополучную жизнь — хотя уж

им-то, казалось бы, звезды должны были предписать одно и то же…" "А

вообще как-нибудь предсказывать будущее можно?" — спросил я. "Все

гадания — сущая чепуха, ибо основаны на вещах, никак не связанных друг с

другом, — ответил он. — Предсказания возможны только там, где есть

причинно-следственная связь. То есть одно явление порождает другое,

наверняка или с большой вероятностью. Например, если некто лазит по

ночам без спросу в чужие дома, можно предсказать, что рано или поздно

его ждут серьезные неприятности…" Я понял, что время разговоров

кончилось. "Ладно, бейте, чего тянуть, — вздохнул я, — только можно не

по голове, а? Меня потом все равно еще мастер побьет, за то, что дело

завалил…" "Мастер? Это тот негодяй, который посылает тебя воровать?" Я

вспомнил, что о мастере нельзя рассказывать никому за пределами шайки, а

уж в особенности — если попадешься, и прикусил язык. Но ему и так все

было ясно. "А родителей у тебя, надо полагать, нет?" "Нет…" "А

впрочем, если бы и были, что толку… — продолжал он и вдруг спросил: -

Есть хочешь?" Это было все равно, что спросить, две ли у меня руки или

дышу ли я воздухом! "Ладно, — решил он, — пиршества не обещаю, но

кое-что с ужина осталось. Пойдем. Но прежде, чем я подниму решетку, я

хочу, чтобы ты усвоил две вещи. Во-первых, я не делаю золото из свинца.

Более того, я убежден, что металлы суть элементарные, а не составные

субстанции, и потому ни один из них не может быть превращен в другой

химическим путем. Во-вторых, простого золота у меня тоже обычно не

водится. Доходы у меня небольшие, а те, что есть, я сразу же трачу на

свои исследования. Поэтому обокрасть меня было очень глупой идеей." "А

зачем тогда это?" — осмелел я, указывая на решетку. "Затем, что я не

люблю, когда без разрешения роются в моих вещах, — строго сказал он. -