Юрий Кудрявцев - Три круга Достоевского

Достоевский говорит и о писателях-либералах, которые либеральны лишь в том случае, когда им ничего не угрожает. Будет иная обстановка, и либеральничание будет забыто. В последние годы жизни писатель относительно их отмечал: «Нет, вы поли­беральничайте, когда это невыгодно, вот бы я на вас посмотрел» [ЛН, 83, 670].

Есть писатели, относящие себя к прогрессу. Но бездарные.. Своим присутствием они опошляют те идеи, которым служат.. В одной из статей Достоевский обнажает их суть, и оказывается, что думают-то они больше всего опять-таки о чинах. «Бездар­ность есть тот же застой прогресса. Где есть поступление вперед, там в голове движения не должно быть бездарности. А где есть торговля прогрессом из-за хлеба и литературных чинов, там уж полная мерзость запустения. Это уже наступает, так сказать, бюрократия прогрессизма» [1930, 13, 321].

Есть литературные деятели, обеспокоенные только самосох­ранением. Их девиз: «пропадай другие, лишь бы нам было хоро­шо». Это булгаринский тип сочинителя. И когда «Время» Дос­тоевских было обвинено в булгаринстве, Федор Михайлович писал, вполне справедливо: «Против нас вы не найдете ничего, что бы оправдывало в нас подобный девиз. Наше имя слава богу честно» [1930, 13, 321].

Совокупность разного рода служащих в ущерб литературе сочинителей представляет из себя в литературе «какую-то беско­нечную, пьяную, бестолковую масленицу».

Достоевский говорил и о связи писателя с читателем. Он намечал статью «Наша теперешняя литература и наша тепе­решняя публика» [ЛН, 83, 126]. Не написал. Но оставил ряд замечаний по проблеме. Показал, что у каждого писателя есть свой читатель. Причем одни писатели способствуют росту чита­теля, другие — его оглуплению.

Рассматривая постановку Достоевским проблемы печати, про­блемы места писателя в обществе, надо заметить, что, видимо, не все конкретные оценки писателя справедливы в равной мере. ,Может быть, он был в чем-то не прав по отношению к каким-то писателям и литературным - изданиям. Может быть, он переоце­нивал свободу обличения в России, когда, обращаясь к западу по поводу Гоголя, говорил: «О, это был такой колоссальный де­мон, которого у вас никогда не бывало в Европе и которому вы бы, может быть, и не позволили быть у себя» [1895, 9, 29]. Все это возможно. Но это ошибки первого круга.

Суть же явлений литературных, алгебру литературной жизни, Достоевский отразил верно и оценил правильно.

Он предъявлял к писателю большие требования: тебе, одному из немногих, дан дар, употреби его на благо людей и будь от­ветствен за каждое написанное тобою слово.

Начинал он как всегда с себя. И с полным правом мог за «несколько лет до конца жизни записать: «Направление! Мое направление то, за которое не дают чинов» [ЛН, 83, 377].

Таковы основные проблемы творчества Достоевского, рассмот­ренного по второму кругу.

Какие отсюда следуют выводы?

Центральная проблема Достоевского по второму кругу есть проблема общества, путей его развития, его институтов, его взаи­моотношений с человеком, который был главной проблемой твор­чества по первому кругу.

Отмечаются наличие в обществе социальных контрастов, по­ляризация различных слоев общества. При этой поляризации люди с более высокими человеческими качествами поставлены в поло­жение худшее. В обществе гибнут его лучшие молодые силы, а зто является символом саморазрушения общества, лишающего се­бя будущего.

Неустроенность людей объясняется во многом причинами со­циального порядка. Прежде всего эта неустроенность связана с буржуазным общественным устройством. Писатель признает роль среды в формировании взглядов и поступков человека. При этом больное общество чаще всего порождает «больные», ведущие в тупик, теории. Именно социальные причины способствуют тому, что далеко не худшие силы общества идут неверными путями: под­полье (уход в себя), самоубийство, преступление, пьянство, обо­гащение. Отношение Достоевского к социальной действительности больного общества явно негативное.

Несостоятельным оказался стереотип о национализме и шови­низме писателя. В действительности Достоевский отрицает не представителей какой-либо нации, а носителей буржуазности как социального качества и претендентов на исключительность. В про­возглашении положительных качеств русского народа если и можно заметить элементы национализма, то нельзя не заметить и того, что это своего рода национализм «нации угнетенной». Мо­жет быть по отношению к России это не звучит. Но я веду речь не об угнетенности политической, а об угнетенности нравственной. Достоевский верно подметил, что на западе распространено мне­ние о русских как нации второстепенной. Реакцией на это и был «национализм» писателя. К тому же легко заметить, что, возвы­шая русскую нацию, писатель ценит в ней устремления альтруистские, а не эгоистические.

Выделенная по первому кругу проблема русских и европейцев, здесь переходит в проблему России и Европы, двух возможных вариантов общественного развития. Дается подробный анализ то­го и другого варианта: цели, средства и возможные результаты.

Разбирая европейский путь развития, Достоевский выделяет, с его точки зрения, тесно связанные между собою элементы: буржуазность, католицизм, либерализм и нигилизм. Забытие челове­ка, его духовности в угоду материальности — общее у всех эле­ментов европеизма. Буржуазные преобразования не принесли ожидаемых свободы, равенства и братства. Не ведут к ним и воз­никшие под влиянием буржуазности католицизм, либерализм и нигилизм. Абсолютизация насилия как универсального средства преобразований, проповедуемая нигилизмом, не может привести к результату, соответствующему цели. Европеизм разрушает че­ловека и все, с ним связанное. Он разрушает и основу общества — семью, превратив ее в «случайное семейство», и лишает общество его будущего через негативное воспитание детей.

Достоевский не признает европейский путь развития за единственно возможный и противопоставляет ему русский. Он имеет иную основу: не атеизм и не искаженное христианство, а право­славие. В последнем человек признается за самоцель, его духов­ность не приносится в жертву материальности. Цели преобразо­ваний, по сути, те же самые. Но способы преобразований иные — мирные, через так называемые «малые дела». Причем православ­ное смирение не рассматривается как пассивность. Это тоже своего» рода бунт, но опирающийся не на силу вообще, а на силу духа. Православие Достоевского не есть то же самое, что и официальная церковность. Оно обращено к посюсторонней, а не к потусторон­ней жизни человека. Оно без веры в чудо и вне нас находящегося бога. Бог внутри нас. Это наша высокая нравственность. Достоев­ский полагает, что таким образом понимаемое православие спо­собно спасти не только Россию, но и сбившуюся с пути Европу, хотя и допускает временную победу европеизма.