Земля Теневых Драконов - Эндо Биндер

о себе знать. Я всего лишь пытался скрыть все это от Йондры, ради ее же собственного спокойствия.

– Не зная вас, Крейн, я не мог и вам рассказать о них и быть уверенным, что вы не скажете ей.

Он перевел дыхание и продолжил:

– Итак, теперь вы знаете последнюю тайну этой долины. Это была единственная тайна, и теперь она раскрыта.

– Правда? – с вызовом спросил Крейн. – Я в этом не уверен. – Он пожал плечами. – В любом случае, я нашёл объяснения некоторым вещам. Спасибо, доктор Деймон, что вовремя бросили гранату.

Ученый уставился на меня.

– Я ничего не бросал. Я был недостаточно близко, и не успел сюда добраться до того, как все закончилось.

– Тогда кто же это сделал? – медленно спросил Крейн. – Могу поклясться, что моя граната не попала в зверя. Сразу же после этого раздался второй взрыв, прогнавший зверя прочь. Разве вы не слышали два взрыва?

Доктор Деймон покачал головой, Харлан и Пьер последовали его примеру.

– Мы услышали один взрыв, затем треск дерева и вопль зверя. Было столько шума, что вам просто показалось, что вы услышали взрыв второй гранаты.

– Примите это как должное, – сухо сказал Харлан. – Ваша граната сработала. Вы герой.

Крейн проигнорировал его сарказм, но слегка вздрогнул, встретившись взглядом с Йондрой. Она незаметно для всех пришла в себя. В ее глазах не было сарказма, только глубокая молчаливая благодарность, заставившая его отвернуться и покраснеть.

Девушка села.

– Я слышала каждое твое слово о драконах, папа, – заявила она, – Если ты остаешься, то и я тоже.

Доктор Деймон беспомощно посмотрел на Крейна. Вот и все!

После того, как волнение улеглось, они вернулись в лагерь, где Крейн обратился к ученому за ужином.

– Почему бы вам не объяснить и остальное, доктор Деймон? – предложил он. – Что за эксперименты вы проводите? И почему вы хотели сохранить местоположение долины в тайне от общественности? Я думаю, мы с Харланом имеем право знать.

Ученый напрягся, словно собираясь отказаться. Но когда Йондра коснулась его руки, он расслабился и смущенно улыбнулся.

– Полагаю, мне свойственны недостатки любого ученого, столкнувшегося с чем-то великим. Это одно из тех явлений, что возникают только раз в столетие. Если бы мир узнал о нём, сотни биологов собрались бы здесь за одну ночь.

– Можете ли вы винить меня за то, что я хотел сохранить это в тайне – по крайней мере, на какое-то время? Что хотел изучить это, собрать данные, а затем объявить об этом в один прекрасный момент?

Крейн улыбнулся. Все его подозрения относительно мотивов доктора Деймона мгновенно рассеялись. Он был просто ученым-скрягой, чахнущим над мешком золота, образно говоря. Он и раньше слышал, что, вопреки распространенному мнению, ученые часто по-детски ревниво относятся к своим личным открытиям и любят быть в центре внимания, как и любой другой человек.

Теперь с ученым все понятно. Но как же Харлан? И Пьер? Почему они порой вели себя так странно?

Крейн на время отложил этот вопрос.

– Чем объясняется эта невидимость? – спросил он.

Суета по прибытию, распаковка вещей и ожесточенная битва с теневым драконом не оставили времени на размышления. Но теперь возник вопрос – почему в этой изолированной долине обитают невидимые формы жизни? Это был беспрецедентный случай в истории науки.

Тон доктора Деймона стал академическим.

– За те шесть месяцев, что я нахожусь здесь, я кое-что разузнал и выдвинул много предположений. Феномен связан с определенным видом травы, обладающей свойством невидимости. Траву едят травоядные существа – кролики, олени и т.д., а хищники – медведи, лисы, ласки, рыси – поедают их. Экскременты и разлагающиеся тела возвращаются в почву и обратно в растительность, включая деревья, кусты, мох. Это замкнутый, самоподдерживающийся цикл, как это бывает в любой изолированной долине.

– Но что вызывает саму невидимость? – спросил Харлан, наклонившись вперед.

Тон доктора Деймона стал неопределенным и слегка мечтательным.

– Возможно корни явления в эволюционном процессе. Эволюция пробует все и вся. Чего больше всего, если представить, боится растительность? Быть съеденной. И быть замеченной! Если бы она стала невидимой, то могла бы избежать челюстей травоядных.

– Таким образом, возможно, много веков назад эволюция уже пыталась создать вид, защищенный невидимостью. Попытка не удалось из-за обоняния животных. В ходе эволюции этот вид исчез, как и многие другие неудачные формы жизни. Только здесь, в этой долине, он выжил и сохранился до наших дней.

Он махнул рукой.

– Я признаю, что это всего лишь предположение. Но, как бы там ни было, невидимая растительность здесь есть, и, как следствие, есть и невидимая животная жизнь.

– Но что именно представляет из себя фактор невидимости? – настаивал на ответе Харлан.

Крейну не понравилось ни напряжение в голосе химика, ни то, с каким нетерпением он ждал ответа.

– Именно это я и хочу выяснить, – ответил доктор Деймон. – И тут в дело вступаете вы. Вместе мы, возможно, сможем это выяснить. Я подозреваю, что это некий гормон, продукт жизнедеятельности желез. Конечно, уже известны прозрачные формы жизни – медузы, многие черви, тропические рыбы и т.д.

– Медуза практически невидима в воде. Таким образом, она скрыта от своих врагов. Её протоплазма ничем не отличается от нашей, но содержит продукты жизнедеятельности желез, делающие её прозрачной.

– То же самое, но в гораздо более удивительной степени, произошло с формами жизни в этой долине. Их протоплазма такая же материальная, как и наша, но почти полностью прозрачна для света.

Крейн кивнул.

– Прозрачнее некуда, – пошутил он.

– Но драконы? – спросил он, переведя дыхание. – Почему существуют невидимые звери, о которых раньше никто не слышал?

– Не драконы, а динозавры, – улыбнулся биолог. – Один из их видов, близкий к вымершему Тираннозавру Рексу, самому свирепому из них. Динозавры вымерли миллионы лет назад, не выдержав конкуренции с млекопитающими. Но у этого невидимого вида было достаточно сил, чтобы выжить, хотя его ареал обитания и сузился до размеров этой уединенной долины.

Доктор Деймон понизил голос, заговорив с благоговением.

– То, на что мы наткнулись в этой заповедной долине, является последним свидетельством одного из величайших экспериментов природы – невидимости.[3] Это все равно что найти живых саблезубых тигров, или мастодонтов, или предков человека.

Они все почувствовали это – ощущение того, что они