Далеко не близко - Энтони Бучер

женщина, его дети, остальной Народ... Теперь у мужчин виднелись рёбра, а у детей пропали щёки, но были большие глаза и животы, похожие на гладкие круглые камни. Старики не жили так долго, как прежде; и даже молодые люди отправлялись к Солнцу, не имея ран, нанесённых человеком или животным, дабы показать их Ему. Еда-не-требующая-охоты всё иссякала, и Ско легко мог победить в борьбе тех, кто прежде клал его на обе лопатки.

Теперь Народ принадлежал ему, ибо он ещё мог есть; и, поскольку Народ принадлежал ему, ему следовало есть. И словно Само Солнце потребовало, чтобы он отыскал способ принудить Народ есть, выедать себя обратно к жизни.

Желудок Ско был полон, но рот по-прежнему оставался пустым. Но было время, когда желудок его был пуст, а рот казался слишком полным. Он попытался вспомнить. А затем, когда язык коснулся губ, пытаясь вызвать это ощущение, пришла мысль.

То было засушливое лето, когда река обмелела, все источники иссякли, и люди отправились навстречу рождению Солнца и смерти Солнца в поисках новой воды. Он был один из тех, кто нашёл воду; но отсутсвовал он слишком долго. Он съел всю сушёную свинину, что нёс с собой (тогда это не было грехом), и выпустил все свои стрелы, и всё ещё был не дома, и ему нужно было есть. Поэтому он ел растения, как едят животных, и некоторые из них были вкусны. Но он вытащил из земли луковицу, состоявшую из множества маленьких долек; и одна из этих долек, всего лишь одна, наполнила его рот такой остротой, что он не выдержал и выпил почти всю воду, какую нёс с собой в доказательство находки. Он всё ещё мысленно ощущал этот вкус.

Его рука нащупала дыру в стене пещеры, служившей ему жилищем. Там он отыскал остаток той луковицы, что принёс как знак дальнего места, которое посетил. Он снял жёсткую пурпурно-коричневую кожицу с одного жёлто-белого кусочка и понюхал его. Даже запах как будто слегка наполнил рот. Он раздул угли, и, когда огонь разгорелся, а в горшке запузырилось, бросил этот кусочек в баранину. Если одна наполняет желудок, а не рот, другая же — рот, но не желудок, быть может, вместе...

Ско просил Солнце позвонить ему быть правым ради Народа. Затем он дал горшку закипеть и некоторое время ни о чём не думал. Наконец, он проснулся, вытащил из горшка кусок и откусил. Его рот слегка наполнился, и что-то в нём зашевелилось и задумалось о другом, что наполняло рот.

Он спешно направился к Месту для Лизания, которое племя делило с овцами и другими животными. Он вернулся с белой кристаллической корочкой. Он бросил её в горшок, помешал палкой и сидел, наблюдая, пока корочка не исчезла. Затем он откусил ещё один кусок.

Теперь его рот был действительно полон. Он открыл его и сквозь эту полноту издал вглубь пещеры звук, означавший Еду. Первой вышла его женшина. Она увидела всё тот же горшок с бараниной и хотела повернуться, но он схватил её, силой открыл ей рот и засунул кусок новой еды. Она долго смотрела на него и молчала. Затем челюсти её заработали быстро и сильно, и, лишь когда жевать было уже нечего, она звуком, означающим Еду, окликнула детей.

Пока они ели, Ско думал, что есть и другие Места для Лизания, а бегуны принесут больше луковиц оттуда, где выросла эта. Хватит на весь Народ... А затем горшок опустел, и Ско Фьяй со своим семейством сидели, облизывая пальцы.

Спустя тысячи поколений готовивших еду голод, соль и чеснок объединились в создании первого повара человечества.

Валаам

— Что есть человек? — спросил раввин Хаим Акоста, поворачиваясь от окна, откуда открывался вид на уходящие вдаль розовые пески, навевающие бесконечную розовую тоску. — И я, и ты, Мул, — каждый из нас по-своему трудимся во спасение человека. Как ты это сформулировал, ради братства человека под отцовским единоначалием бога. Очень хорошо. Но давай теперь определим: что или, еще точнее, кого мы хотим спасти?

Отец Алоизиус Мэллой поежился, переменил позу и с недовольным видом захлопнул «Американский футбольный ежегодник», который контрабандой — в нарушение всех ограничений на полетный вес личного имущества — протащил на последнюю ракету один из его причастников. Я искренне люблю Хаима, думал он. Не просто братской любовью и отнюдь не только из чувства глубокой благодарности за свою жизнь — это какое-то особое, уникальное доброе чувство. И я уважаю его безмерно. Он действительно выдающийся человек. Слишком даже выдающийся для такой тупой, неинтересной должности. Но он то и дело начинает эти бесконечные дискуссии, который один из моих профессоров-иезуитов называл диспутами…

— Что ты сказал? — спросил наконец он.

Черные сефардские глаза раввина сверкнули.

— Ты прекрасно слышал, что я сказал, Мул, и просто тянешь время. Но не откажи в любезности, уважь. Наши культовые обязанности далеко не так обременительны, как нам, возможно, хотелось бы, и, поскольку ты отказываешься играть в шахматы…

— А ты, — неожиданно перебил его отец Мэллой, — не проявляешь никакого интереса к составлению диаграмм футбольных матчей…

— Туше. А, впрочем, разве я, будучи израильтянином, виноват в том, что не могу согласиться, когда вы, американцы, начинаете уверять, будто футбол чем-то отличается от регби и соккера? В то время как шахматы… — Тут он взглянул на священника укоризненно. Мул, ты опять заставил меня уйти от прежней темы. Заморочил мне голову.

— Во всяком случае, попытался. Как в тот раз, когда вся защита Южной Калифорнии решила, что мяч у меня, а Лилайва спокойно прошел к воротам и забил решающий гол.

— Что есть человек? — повторил Акоста. — В самом ли деле это всего лишь представитель вида Homo sapiens, обитающий на третьей планете Солнца и ее колониях?

— Когда мы попробовали этот трюк в следующий раз, — обреченно произнес Мэллой, — Лилайва промахнулся с десяти ярдов и его просто с грязью смешали.

Среди песков Марса встретились два человека. Неожиданная встреча, но в общем-то ничем не примечательная, хотя это событие стало поворотной точкой в истории людей и их Вселенной.

Человек с базы совершал патрульный обход, совершенно рутинное дежурство, которое капитан ввел единственно для поддержания дисциплины, так сказать, деятельность ради деятельности, — а отнюдь не из необходимости защищать базу в этой необитаемой пустыне. За соседним холмом сверкнула яркая вспышка, и патрульный готов был поклясться, что это