Игорь Денисенко - Дом

Дом, как давно это было. Хантер уже свое настоящее имя забывать стал. Только иногда во сне, окликнет его мать по имени. И он, сидя в автобусе с призывниками, обернется на крик и помашет ей рукой. Он тогда, так был счастлив своей молодой глупостью, счастлив, что покинет бедный рыбацкий поселок и уедет в столицу, станет важным господином. И совсем не понимал слез матери. Не понимал, почему она не радуется за него? Лучшего ученика школы, которому выпала честь учится в имперской академии. Тоятоми понял это гораздо позже. Мать знала, что не увидит его больше никогда. Такой и осталась она в его памяти, вечно молодой с дорожками слез на щеках. И отец стоял рядом с матерью и, нахмурившись, смотрел на него. Он надеялся, что сын не опозорит род Сеаками.

И он не опозорил. Тоятоми всегда учился лучше всех, и честно докладывал куратору о том, что Хиро небрежен, положил газету с портретом императора лицом вниз, что Наби ленив, молитву во славу императора никогда не договаривает до конца, что Пурито присланные из дома на учебу деньги оставил в публичном доме. И его заметили…

Наби, Хиро и Пурито щедро наградили его тумаками, а куратор определил в корпус охраны императорского дворца. В подразделение «Всевидящего ока» юные охранники с короткими, почти игрушечными кортиками, скорее были прислугой, но прислугой всевидящей и все слышащей, докладывающей начальнику корпуса обо всем, что оказывалось в поле их зрения и слуха. Казалось, прояви еще немного усердия, и его карьера достигнет небывалых высот. Но Тоятоми тогда не знал, что церемониймейстер императора, его светлость граф Еширо любит молоденьких мальчиков. А когда узнал, то проявил неосмотрительность, проявившуюся кровоподтеком на лице его светлости. И Тоятоми тут же был переведен в разряд пушечного мяса. В полевые агенты, без права и надежды на возращение не только во дворец, но и в родную реальность.

Так…. Хантер прервал свои воспоминания, и вернулся к текущим проблемам.

Как же все-таки Шурави собирался достать камешек? Аппаратуры для организации еще одного прокола реальности нет. И даже если бы была, Хантер не мог бы как известный барон усесться на модуль и пролететь на нем как пушечном ядре через мембрану реальностей. Модуль через мембрану бы пошел, без вопросов, но Хантера тонким слоем атомов размазало по мембране. Он прекратил бы свое существование тут, и не возник там. Для переноса агентов использовалась совсем другая технология. С другой стороны для определения точки в пространстве необходимы координаты времени и места. Пять точек. Координаты места, откуда отправляли модуль из реальности адамитов, Хантеру известны. Это первая точка. Координаты места, где должен был возникнуть модуль в этой реальности, согласно протоколу тоже известны. Это была бы вторая точка, но модуль, как известно, возник не там, а вырвал кусок ткани реальности в дачном поселке «Зеленый остров». Координаты пропавшего дома, до происшествия зафиксированы. Грубо определяем их второй точкой. Это сейчас дом болтается, не пойми где…. Остается узнать точку, откуда Шурави произвел корректировку прокола. И точку привязки объекта. Допустим точкой «привязки» и как не странно привязанности, если говорить о человеческих чувствах, Шурави видимо определил городскую квартиру субъекта.

Если установить четыре точки, то с помощью транслокации можно попытаться определить пятую. Но на данный момент неизвестны две из пяти. Надо хотя бы узнать еще одну. Место корректировки? А что если?

Хантер поднялся и, отодвинув раскладушку, откинул крышку люка, ведущего в подвал.

Только ли с лопатой тут Шурави развлекался, играя в Индиану Джонса? Или?

Ничто не портит так настроение как непонимание ближнего. Хотя какие они, к чертям собачьим, ближние? Семенов под влиянием Петровича от ста грамм отказался и вообще, они так осуждающе на Михалыча посмотрели, словно он на их глазах собирался Карповне изменить.

— У нас жены пропали, — сказал Петрович, — а ты в бутылку заглядываешь. Это конечно твое, дело. Может тебе жена и не нужна, а нам их искать надо.

Сказал, как отрезал. Семенов ясный перец тоже головой закрутил, мол, в рот не возьмет. И энергично так закрутил. Как она у него только не отвалилась? Падла! А Михалыч, что? Алкаш одиночка что ли? Пить один он не стал. Но поесть борща Сыроватского они сели. Не пропадать же продуктам? Да и нежрамши целый день. Вроде нехотя, но кастрюлю умяли. А чего? Три здоровых мужика, у Семенов вон, рюкзак спереди такой, там ведро влезет не то, что тарелка борща. Потом немного подумали, и костомаху тоже поделили. А тут и солнце село, и стало понятно, что никуда по темноте в полицию заявлять они не пойдут. А пойдут на рассвете. Если к утру, жены не появятся.

— А может бабки наши уже дома, а мы тут сидим? — подал голос Семенов.

Но ему никто не поверил. После того как Сыроватские всей семьёй пропали вместе со здоровенным псом у будки, в скорое возвращение супруг не верилось однозначно. Михалычу на мгновение даже как-то не по себе стало, словно дверь ночью открылась, и половицы заскрипели, свет включили, а нет никого. А сердце: тук-тук, тук-тук. Вроде и не веришь в чертовщину, а все равно боязно. А вдруг она верит в тебя?

Михалыч как-то ночью проснулся по малой нужде приспичило. А тут Она стоит вся в белом и луна через окно освещает. Вылитая эта…с косой. Чуть сразу и не оправился. Кто ж знал, что ненаглядной Карповне тоже ночью приспичит? Вот, Едрит-Мадрид!

А тут подумаешь, что её не увидишь больше никогда и такая тоска на душе. Домой идти не хочется. Пусто дома без неё. Да и какой это дом, где тебя никто не ждет? Четыре стены под крышей это не дом, а так …здание.

Видимо мужики, тоже испытывали нечто подобное, поэтому расходились неохотно. Семенов даже предложил Михалычу к нему пойти ночевать и намекнул, что посидят.

Да пошел он, со своими «сто грамм»! Только недавно при Петровиче трезвенника из себя строил. Так они и расстались на перекрестке, сговорившись встретится завтра утром в семь часов у моста, чтобы топать совместно в полицию и писать заявление о пропаже жен.

На том и порешили.

В потемках добираться до дома Михалычу было не в первой, но тишина в этот раз стояла гробовая. Ни одна собака не гавкнет, ни кошка не замяукает. Сверчки только с наступлением темноты завели прежнюю песню. Потянув на себя дверь, Михалыч ощутил, как ароматно дыхнуло из дома. Пахло кочанами капусты, уложенными на веранде пирамидкой, в углу комнаты висел здоровенный пучок укропа. Стояла кадушка с солеными огурцами. Открыв вторую дверь, ведущую в дом, почувствовал, как повеяло теплом. Все-таки осень на дворе, а дом еще хранил летнее тепло. На миг Михалычу показалось, что сейчас как прежде, с упреками налетит на него Карповна. Но нет. Пусто и тихо, только ощущение, что враг затаился в темноте. Михалыч включил свет и никого не обнаружил.