Дмитрий Бондарь - Чужая мечта

Я молчал, осмысливая его слова, и за меня ответил Петрович:

— WASP-нож. Вот этот, — он вынул клинок из ножен, раскрутил рукоятку и на ладонь его выпал использованный баллончик. — Когда его втыкаешь во что-то, то надо либо нажать кнопочку, вот эту, — он показал, — либо, дойдя до гарды, он срабатывает автоматически. В баллончике сжатый воздух. Шестьдесят атмосфер. Это все равно, как если в тело разом запихать баскетбольный мяч. Там еще, конечно, есть сильный замораживающий эффект от расширяющегося газа, но основной поражающий фактор все-таки давление.

— Нормально! — восхитился Белыч. — Это где ж такие дают?

— У Авгура нашего спросить нужно, — пожав плечами, ответил Корень. — Я ему такого не давал. Эй, Макс, просветишь общественность, где такими игрушками разбрасываются, ага?

— С Макимота… снял, — ответил я сквозь зубовный скрежет: Корень как раз принялся отдирать от моего бока рваные лоскуты одежды, присохшие к кровавой корке. — А потом забыл… Там еще в рюкзаке один. И… баллоны запасные.

Корень вылил на меня полпузыря перекиси, а Белыч, не откладывая в долгий ящик, полез в мой рюкзак. Через пару минут послышался его довольный голос:

— Точно! Еще один! И баллонов: раз, два, три, четыре, пять! Пять баллонов!

— Парочку отложи. Нет, три — еще по одному в запас. Остальное спрячь. Макс пока не боец, так что бери тот нож себе, а мне пока этот останется. И помоги мне, здесь вот подержи, пока я пластырь наложу.

Теперь они оба нависли надо мной, в нос шибануло резким запахом давно немытых тел, пылью и порохом.

— Вот так, хорошо, ещё вот здесь перехвати. Всё, кажется.

Петрович отодвинулся, критически осмотрел свою работу, махнул рукой:

— Сойдет. Все равно перевязочного материала почти не осталось. И в этой связи хочу заметить, что это удачно вышло, что тварь здесь на нас напала. Надо по комнатам поискать — где-то обязательно должна быть аптечка, все-таки военизированный этаж. Белыч, один не побоишься поискать?

— Один? Здесь? Ты шутишь?

— Ну, спросить-то я должен был, ага? Всё равно ещё мастер-ключ искать. Значит так, Макс, тогда тебе придется полежать одному. Мы прикроем дверь, оставим тебе Сайгу и фонарь. Справишься?

— М-м-м-м. Вы обещали обезболивающим уколоть. — На самом деле не меня навалилась такая апатия, что стало почти безразлично, кто куда пойдет и кто с кем останется. Хотелось лишь избавиться от сосущей руку и бок боли.

— Это сейчас, — после минутной возни в мякоть предплечья вонзилась игла шприца. — Вот, скоро полегчает. Держи, Макс, — на грудь мне легла Сайга. — Ну, мы пошли?

— Идите, — я прикрыл глаза.

— Макс, ты только не засыпай. Мы обязательно вернемся. Через час в любом случае вернемся — надо будет жгут на руке снять. Жди. И, ради бога, не спи!

Справа послышались быстрые парные шаги, едва различимо на их фоне стукнула дверь, снаружи провернули ключ и я остался один.

В голове было пусто как в тот раз — у Зайцева. Все немногие короткие мысли витали вокруг желания облегчить боль.

На всякий случай, чтобы оценить свою мобильность, я попробовал встать. С некоторым усилием опустил ноги с дивана, оперся на локоть здоровой руки и начал подниматься. С груди на пол, вернее, на мои ноги упал карабин. Я не стал за ним бросаться, резонно рассудив, что ног у него нет, и никуда он от меня не денется. Приняв сидячее положение, решил, что несколько минут отдыха мне точно не помешают.

Встал. Короткое слово, но процесс оказался мучительным и долгим. Тело заметно потяжелело, раза в три. Сил наклониться за стволом почти не осталось. Перед глазами плыла комната. Похоже, крови из меня вытекла половина.

Пришлось сесть. Я обрушился на заскрипевший диванчик, некоторое время привыкал к состоянию.

Боль, вытесняемая трамалом, постепенно уходила, оставляя после себя непередаваемую усталость и тупость ощущений. Руки и ноги слушались с заметным опозданием и очень не точно — как у разбалансированного механизма. Лицо одеревенело, даже моргать получалось с усилием, преодолевая непривычное сопротивление.

Отдохнув минут пять, я все-таки наклонился за Сайгой. Положил её на колени и посмотрел на руку, обработанную проводником. Чуть выше локтя был наложен жгут, все предплечье перевязано толстым слоем бинта, на внутренней стороне проступали очертания какого-то артефакта, пожертванного мне Белычем. Под ним слегка пощипывало.

Как смешно получилось: за последние несколько дней я впервые оказался один и ничем не занят, самое время поразмышлять о странностях, происходящих вокруг. Только злая ирония в том, что я сейчас и к пяти пять прибавить не смогу без ошибки. Напрягать извилины бесполезно. Остается только сидеть, тупо уставившись в противоположную стенку, ждать, когда вернутся Петрович с Белычем и, сообразуясь с рекомендациями Корня, молиться, чтобы с ними ничего плохого не случилось.

Свет от фонаря заметно потускнел, налился нездоровой краснотой, но еще позволял мне видеть закрытую дверь, стенку передо мной и кусок потолка над ней.

Как-то вдруг пришло осознание, что я машинально твержу про себя последний наказ Петровича:

— Не спать, не спать, не спать…

Вместе с этим я почувствовал, как этот монотонный заговор убаюкивает меня, клонит в сон, расфокусирует зрение. Я помотал головой, прогоняя наваждение, скребнул рукой по перевязанному боку, порождая вспышку неприятных ощущений, разом прогнавших сон.

За дверью что-то зашуршало. Я рефлекторно напрягся, приготовившись стрелять.

В замке что-то щелкнуло, и громкий шёпот снаружи предупредил:

— Свои, Макс, не стреляй!

В проёме показался Корень, следом за ним скользнул проводник.

— Ты как? — Петрович сел рядом со мной. — Смотрю, держишь хвост пистолетом? Не говори ничего, тебе пока лучше молчать.

Белыч где-то добыл стул и уселся напротив, не забыв, впрочем, еще одним стулом подпереть дверную ручку.

— Мы нашли ключ, — доложил Корень, — вот он, наш Золотой Ключик, — он сунул мне под нос пластину с дырочками, мало похожую на любой ключ, встречавшийся в моей жизни, — ещё в тире набрали патронов для твоего карабина, три светодиодных фонаря, ну и так по мелочи: консервы, бронежилеты, аптеку здешнюю разорили. Ты сам-то как?

— Уже лучше, — соврал я.

— Ага, я вижу, — Петрович недоверчиво осмотрел меня. — с кем воевать-то собрался со сложенным прикладом?

— Что? — я сразу не сообразил о чем это он.

— Приклад говорю раскрывать нужно, когда стрелять из этого, — он постучал ногтем по моему карабину, — собираешься. Там же предохранитель.

— Да ладно тебе, Петрович, — вмешался сталкер, — парень чуть к предкам на свидание не отправился, а ты про какой-то предохранитель трындишь!