Журнал «Если» - «Если», 2012 № 09

— Надеюсь, все будет именно так, как ты говоришь, — вздохнул Мутано.

— Только одно… — сказал я. — Если мы будем здесь вдвоем, кот может испугаться и не подойти, поэтому я пересяду на скамью подальше, а ты попробуй с ним договориться.

Не успел я закончить фразу, как на противоположной стороне двора появился Санбольт. Он медленно двигался в нашу сторону, то и дело останавливаясь или вовсе присаживаясь и начиная умываться с самым небрежным и независимым видом. Это представление было призвано продемонстрировать, что кот знает себе цену и считает ее высокой.

Я вежливо кивнул Санбольту и, отойдя к дальней скамейке, опустился на нее.

Несмотря на то что день выдался солнечным и теплым, а на ясном голубом небе лишь кое-где белели легкие, похожие на обрывки кружев, облачка, атмосфера в просторном внутреннем дворе замка — с резным мраморным колодцем в центре и обещавшей прохладу крытой галереей вдоль одной из стен — оставалась унылой и гнетущей, полностью соответствуя мрачному облику замка. Яркие солнечные лучи освещали занятых разговором Мутано и Санбольта, так что я отчетливо видел обоих, и все же мне казалось, что я наблюдаю за ними с довольно значительного расстояния, которое к тому же невозможно измерить в шагах или других привычных единицах. Ощущение было таким, словно я наблюдал не за реальными существами, а за героями древней романтической поэмы.

Мой приятель сидел на скамье, слегка подавшись вперед и упираясь локтями в колени. Он смотрел в пространство перед собой и, по-видимому, заметил кота, только когда тот оказался в его поле зрения. Санбольт не делал никаких попыток первым завязать разговор и только не спеша прохаживался из стороны в сторону, то принюхиваясь к каменным плитам, то заглядывая в щели решетки, прикрывавшей дренажную трубу. Эти маневры продолжались довольно долго, но в конце концов кот все же присел перед Мутано и, обвив хвостом передние лапы, посмотрел моему приятелю в лицо.

Я не слышал, чтобы они разговаривали на кошачьем или человеческом языке, однако какой-то обмен мнениями, несомненно, произошел, поскольку спустя какое-то время Мутано согласно кивнул, потом поставил перед котом ящичек с раструбом и, поднявшись, медленно двинулся в мою сторону.

— Ну, договорились? — спросил я, когда он подошел.

— Сейчас нам необходимо уйти, но через час я должен вернуться, — объяснил Мутано. — За это время Санбольт поместит мой голос в наше устройство — или не поместит. С собой я должен принести его тень, тогда и состоится обмен. Или не состоится.

Мы подошли к коновязи и сели в седла. Мутано собирался еще осмотреть прилегающие к замку сады; что до меня, то я отправился прямо на виллу, чтобы как следует поразмыслить о природе и сущности теней — о предмете столь же важном, сколь запутанном и сложном.

Мутано утверждал, что именно тень Сибиллы сообщала Вельо о том, где на его пути располагаются различные предметы и препятствия и как их можно обойти. Приятель сравнил ее тень с кошачьими вибриссами, которые, прикасаясь к различным объектам, помогают зверьку определить свое положение даже в полной темноте. И все же тень Сибиллы вела себя совсем не так пассивно. В отличие от усов кошки или кота, она как будто постоянно ощупывала пространство вокруг, выискивая опасности, которые могли грозить слепому.

Общеизвестно, что у незрячих людей развиваются отменный слух и обоняние, тончайшие осязание и вкус. Все эти чувства как бы стараются компенсировать своему обладателю неспособность видеть. Возможно, человеческая тень тоже является своеобразным инструментом, с помощью которого слепой способен отыскивать дорогу, но может ли это служить доказательством того, что тень наделена собственным разумом? И если да, то служит ли, скажем, разум моей тени продолжением моих мыслительных способностей или же он принадлежит только ей, не имея никакого отношения ко мне?

Примерно с полгода назад мне в руки попало сочинение одного древнего философа, где тот высказывал странную гипотезу, согласно которой тени действительно обладают разумом. Тогда это предположение настолько меня озадачило, что я решился поговорить о нем с Астольфо.

— Этот старый дурак, должно быть, что-то напутал, — сказал я маэстро. — Ведь если тени наделены свободной волей и способностью мыслить, они вряд ли довольствуются механическим повторением движений и жестов тех, кто их отбрасывает. Несомненно, они попытались бы двигаться самостоятельно и совершать собственные поступки!

— Если тени в самом деле мыслят, — ответил мне тогда Астольфо, — то они, скорее всего, убеждены, будто это наши громоздкие и неуклюжие тела копируют каждое их движение.

— Но как это может быть? — удивился я. — Разве не материя управляет духом?

Астольфо рассмеялся.

— В данный момент тебя терзает нематериальная мысль о том, как хорошо было промочить горло кружечкой эля. И вот уже твое вполне материальное тело подносит кружку к губам и выливает эль в глотку. По-моему, это как раз тот самый случай, когда тонкое духовное начало управляет грубой плотью.

— Да, но ведь мысль зарождается в мозгу, стало быть она с самого начала соединена с телом. С этой точки зрения, мысль тоже является материальным объектом.

— В таком случае, где же она? Покажи мне этот объект.

— Пустая кружка — вот признак его материальности.

— Если бы все пустые кружки означали мысли, наш мир был бы переполнен мудрецами и философами, — ответил Астольфо. — Твой пример неудачен, Фалько. В данном случае ошибка заключается в том, что ты пытаешься доказать существование духа, указывая на отсутствие материи.

— Эль вовсе не отсутствует, — сказал я. — Просто я его выпил, и теперь он находится в том месте, где может наиболее благотворно подействовать на состояние моего духа.

— Хорошо. Я вижу, что эль не помутил твой разум. Так вот, Фалько, известно довольно много случаев, когда тень действовала по собственному произволу. Говорят, что если тень принадлежит человеку в высшей степени испорченному и злому, то она стремится покинуть своего хозяина. Рассказывают также о тени, которая пыталась прикончить своего обладателя, так как испытывала глубочайшее отвращение к его неправедным делам и поступкам. Одна женщина, жившая в нашем городе, приобрела и несколько лет носила тень, принадлежавшую храмовой жрице, давшей обет целомудрия. В результате — несомненно, под влиянием тени — эта женщина стала вести скромную и беспорочную жизнь. А в одной древней хронике упоминается о воине, чья тень старела быстрее, чем тело; с каждым днем она все больше увядала и в конце концов стала высасывать жизненную силу из своего обладателя.