Журнал «Если» - «Если», 2011 № 07

Джейк кивнул, смутно припоминая мелодию.

— Они как раз играли фразу, — Бет пропела приятным тихим голосом: — С тобою под радугой, друг дорогой, мы рядом стоим под самой дугой… — и сказала: — В этот момент они вдруг затихли. — Она помолчала, опустив на секунду голову, потом мягко продолжила: — Вместе они пришли на кухню, и мы втроем направились в гостиную. Дядя Боб уже умер, и на его лице застыла улыбка.

Несколько минут Джейк и Бет молчали, слушая музыку, доносящуюся из нижнего зала. Темп нарастал, как будто чтение партитуры не составляло никакого труда.

— Мистер Манфред, — напряженно попросила Бет, — пожалуйста, не публикуйте то, что я вам рассказала.

— Конечно, не буду. Я вообще диктофон уже выключил, — сказал он и добавил: — Называйте меня просто Джейк.

— А меня — Бет, — кивнула она и через секунду спросила: — Я так понимаю, вы родились не в Нью-Йорке. Откуда вы?

Джейк рассказал о своем детстве в Манси, о ненавистной работе и трудностях в поиске какого-нибудь другого занятия, которое принесет ему средства на жизнь. Она немного рассказала о своей правильной семье в Вирджинии, о том ужасе, с которым семейство отнеслось к ее замужеству, и очевидном облегчении, когда Дэниел умер. Она сообщила, что дядя Боб был очень деликатным и понимающим, а Лео — добрейшим человеком, какого она когда-либо встречала. Годами они объединяли свои доходы и социальную страховку: Луэллен разработала для дяди Боба этот «план выхода в отставку», который помог им выжить. Один за другим источники дохода исчезали, и ко времени смерти хозяина имения у Луэллен остались лишь небольшой пенсионный счет и сертификат социального страхования. Бет зарабатывала мало, а ее долги были таковы, что она не видела никакого пути сохранить дом и обеспечить Синди. Страховка, налоги, образование дочери, а последние несколько лет еще и уроки музыки… Она может перевестись в мемфисский офис, но зарплата от этого выше не станет, а расходы будут только расти.

— Но я обязана сохранить его, — вздохнула она. — Я обещала дяде Бобу, что Луэллен присоединится к нему и Лео, когда придет ее время. — И добавила через секунду: — И потом, есть еще Синди. Ее место здесь.

Джейк кивнул. Именно так: ее место здесь. Синди как раз играла «Лунную реку» в джазовой обработке, с импровизациями. Не так, как это сделал бы Боб, но словно пробовала его по-детски, на зубок и понемногу врастала в новую роль, предначертанную ей свыше. Эта мысль взволновала Джейка.

— Любой из них сам по себе мог бы стать звездой, — предположил он. — Трио могло бы добиться успеха. Почему они не выбрали этот путь?

— Дядя Боб сказал мне, что они находились именно там, где хотели, и делали именно то, что хотели, и ни один из них не требовал от жизни большего, — ответила она.

В подвальной зале Луэллен встала и погладила Синди по голове:

— Я пойду наверх. А тебе надо порепетировать пьесу для концерта, который у вас будет на следующей неделе. Помнишь?

Синди скорчила рожицу.

— Милая, когда-нибудь твое лицо таким и останется, — предупредила Луэллен.

— Ты всегда так говоришь, а оно все не остается и не остается! А мне бы хотелось…

Улыбаясь, Луэллен прошла через стеклянную дверь и остановилась на пандусе, посмотрела на Бет и Джейка под дубом и послушала, как Синди начинает играть Шопена. Ее улыбка стала отчетливее, и она тихонько рассмеялась, когда девочка стала играть в своей манере. Она вернулась в залу и пошла в дом, наверх, решив не вмешиваться в беседу под деревом.

Она вспомнила один день из очень давних времен. Боб отослал ее, несмотря на протесты.

— Шесть месяцев, девочка моя, и если тебе не понравится, возвращайся, — говорил он.

— Он и меня как-то раз заставил уехать, — признался тогда Лео.

Она подписала шестимесячный контракт с агентом, а по окончании срока вернулась. Словно выходишь в одну дверь, поворачиваешь за угол и входишь в другую.

— Я вернулась, — сказала она в тот день, входя в залу, когда Боб и Лео работали над новой аранжировкой.

Лео тут же запел:

— Привет, крошка, о, привет, крошка, хорошо, что ты вернулась в дом родной!

— Лео, закрой рот! Твой голос и лягушек заставит топиться, — проворчал Боб и обратился к Луэллен: — Добро пожаловать домой, милая. Садись рядом со мной. Есть здесь вещицы, которые хотелось бы попробовать с тобой…

Она села рядом с ним, просмотрела ноты, и они начали:

— Мне надо идти…

— Но, милая, холодно там…

Здесь и сейчас, на кухне мемфисского дома, она услышала музыку воспоминания, свой чистый, молодой голос, хриплый, грубоватый голос Боба, их музыкальный диалог, исполнявшийся впервые, а потом снова и снова, с вариациями. Когда они наконец закончили, то расхохотались, глядя друг на друга: они взмокли от пота. Лицо Лео было похоже на подтаявшую смолу, Боб стирал капли с носа тыльной стороной ладони, а у Луэллен волосы прилипли к голове. Это был счастливейший день в ее жизни.

Лео в тот день сделал вывод:

— Наша малышка больше никогда не уйдет.

— Чертовски верно, — кивнула Луэллен.

Она решила сделать мятный коктейль с коньяком. У нее было чувство, что молодой человек, беседующий с Бет, попал сюда не случайно, а истинная причина не в ерундовой заметке о Бобе.

Бет не выпускала Синди из-под контроля. Она слышала, когда дочь начала репетировать пьесу из концерта и когда стала импровизировать в ритме джаза. Тогда она встала, качая головой:

— Шопен, должно быть, весь извертелся в гробу, а ее учительница заработает инфаркт, если эта артистка сыграет то же самое на концерте.

— Шопен никогда не звучал так классно, — улыбнулся Джейк.

Бет нахмурилась в ответ и направилась к дому. Джейк взглянул на часы первый раз с тех пор как… — он не мог вспомнить, с какого времени, но ощутил легкий шок. Уже шесть, а на самолет надо успеть к восьми тридцати. Он поспешил за Бет.

Луэллен встретила их на кухне и вручила по прохладному запотевшему стаканчику мятно-коньячного коктейля.

— Останетесь на обед? — спросила она.

— Спасибо, не могу. Мне уже надо срочно бежать, Луэллен, вы говорили, что люди приходили послушать музыку вашей группы. Вы брали плату?

— Нет. Иногда кто-то из публики нам подыгрывал. Многие приносили с собой еду. Некоторые оставляли пожертвования и подарки, но мы никогда ни о чем не просили. А что?

— Вы могли бы устроить здесь, внизу, ресторанчик, играть какую-нибудь старую музыку, возможно, привлечь музыкантов…

Бет покачала головой:

— Никто из нас не знает, как обустроить ресторан. Луэллен замечательно готовит, но вряд ли собирается обслуживать голодную толпу. А хорошие блюда требуют материальных вложений.