Алекс Клемешье - Квартирный вопрос (сборник)

Таня крикнула:

— Мама, ну что ты такое говоришь!

Игорь побледнел от злобы, заклокотал горлом, всплеснул руками и плюнул куда-то под ноги старухе, так и не найдя слов. Отвернулся от рыдающих жены с ребенком, схватил куртку и ушел, слыша вслед:

— Ах ты гнида такая, аспид! Да я плюну — ты не отмоешься потом, тебе ботинок твой поганый прожжет! Будешь знать…

Тогда же он впервые за семейную жизнь по-настоящему напился. И, конечно, вернулся в неуловимо чужой теперь дом. Таня взглянула ему в лицо, покачала головой и бросилась на шею. Ночью они ходили смотреть, как спит Сашка, и всё шептались до рассвета, рассчитывая свою жизнь дальше.

Ну, пора на кухню. Удивительное затишье сегодня, определенно. Игорь с сожалением посмотрел на сковороду: времени быстро приготовить яичницу не будет, придется давиться чем-нибудь покупным на работе. Кофе и пряник в одиночестве за столом тоже сойдет. Приходилось забывать и об этом, если карга начинала готовить. Она стряпала что-то вроде жареной селедки, и даже если делала это с утра, запах, казалось, дожидался его возвращения с работы. Игорь поморщился.

Когда Анна Ильинична начала играть в то, что он называл про себя «кухаркиным шпионажем», он даже невольно зауважал чертовку. Суть игры была в том, чтобы дождаться момента, когда Таня или Игорь пойдут на кухню готовить обед, и тут же змеей проскользнуть следом. Или идеально точные биологические часы, или — Игорь склонялся к этой версии — всё же шпионаж. Если не поддаваться давлению и продолжать заниматься на кухне своими делами, старуха, побурчав под нос, потоптавшись вокруг и с грохотом достав что-нибудь ненужное с полки над раковиной, все-таки удалялась. Но если вы думали поставить воду или чайник и пойти, скажем, посмотреть, как ребенок учит уроки, об обеде можно было забыть на пару часов. Обосновавшись на временно отвоеванной территории, Анна Ильинична немедленно устанавливала там вонь, грохот и почти непрозрачный чад, и из всего этого доносились истерические нотации:

— Что ж ты родную мать куском хлеба попрекаешь, шагу ступить не даешь! Да где ж мне жрать-то?

Третий день Таня гостила у сестры. То есть это так называлось, что гостила. У той были какие-то семейные проблемы, муж не появлялся дома. Таня приехала к ней для поддержки, а заодно чтобы рискнуть уговорить погруженную в депрессию сестру повременить с продажей маминой квартиры. А может, и пожить там с мамой, погоревать вместе, посмотреть, как другим приходится.

В любом случае, Игорь считал, что Таня в гостях явно отдыхала душой, хотя и самой себе стыдилась в этом признаться. Сегодня утром она, правда, заехала ни свет ни заря, чтобы отвести сына в школу. Игорь что-то пробормотал во сне, когда она зашла в комнату, но не захотел окончательно просыпаться и особенных угрызений совести не испытывал.

Мирный завтрак окончился быстро, как всё приятное и мирное. Надо было одеваться и идти.

Карты, знаки, булавки, приговоры, соль через плечо… Игорь в жизни не встречал человека более суеверного, чем теща. Когда он еще ухаживал за Таней, ему доводилось бывать в «маминой» квартире, и там вечера порой кончались раскладыванием какого-то особого гадательного пасьянса. Масти регулярно обещали Тане разных трефовых королей, бубновых валетов и богатство, а Игорю — казенные дома с дальними дорогами. Он возмущался первые разы, скорее для виду, — подумаешь, чудачества одинокой тетки, да и та отшучивалась вполне добродушно. Но после переезда доходило до того, что теща волоклась на кухню в середине семейного (их семейного) обеда, шамкала губами несколько секунд (у Игоря застывала во рту ложка) и роняла как бы между прочим:

— Танька, мне-то карты вчера нагадали, слышь, чё? Вон, расскажу…

Таня пыталась перевести тему. А иногда бабка предлагала гадание Сашке. Этого Игорь уже вынести не мог, и начинался скандал.

— Смотри, она еще порчу будет на тебя наводить, знаем таких! — пошутил на работе Макаров. — У моего родственника мать пришлось в конце концов отослать в психушку. Она и газ открытым оставляла, и голой в подъезд выходила, и проклятьями сыпала тоже. Тебе заранее поговорить со специалистами не помешает, а с адвокатом — сам бог велел.

Игорь смеялся и отмахивался, но после какого-нибудь особенно «теплого» семейного вечера ему иногда приходила мысль хотя бы узнать у Макарова подробнее о том, как это вообще происходит.

Неделю назад Игорь, выходя утром из комнаты, наступил в землю. Кучка черной, жирной земли подстерегала его у порога. Почесав голову и спросив на всякий случай Саньку, он двинулся к теще. Та взвилась в духе:

— Сам натаскал с ботинками своими, ирод, а теперь людям проходу не даешь!

Так у нее это вышло ненатурально, что уже Таня стала кричать на мать, чтоб та бросила свои глупости. Анна Ильинична убрала землю в совочек и ни с кем не говорила три дня, только расцеловала Таню, провожая к сестре.

Теперь Игорь тупо разглядывал коллаж на стене: начерканный мелом косой крест и воткнутая булавка. Что-то в нем вскипело. Булавку прочь… нет, спрятать в карман — еще наступит кто… Крест стереть… да хоть плюнуть — и рукавом: времени-то нет! Хорошо.

Он с удовлетворением полюбовался чистой стеной, сунул ногу в ботинок и вдруг дернулся от резкой боли.

Временами Анна Ильинична могла двигаться совершенно бесшумно. Сейчас она оказалась у Игоря за спиной, дождалась, пока тот нагнется, двумя пальцами схватила несколько торчащих волос у него на затылке и дернула изо всех сил.

Игорь подскочил и обернулся, теща отпрянула, взмахнула руками и осела на табуретку около телефона.

— Ах ты! Руками махать! Совсем сдурел, поди?

— Я?! — стоя в одном ботинке, побледневший от бешенства Игорь с горечью осознавал, что день не будет спокойным и ложное затишье кончилось. — Это я сдурел? Никто вас пальцем не тронул! Что вам надо?

— Это тебе что надо! Зачем обои трешь? — Анна Ильинична мгновенно перешла к хамовато-базарному тону.

— Я не тру, а за вами убираю! Что у вас за заморочки, вообще?

— Не твое дело. Не ты делал, не тебе стирать! Вы тут интриги плетете! Думаете, будто я не знаю?

— Не понимаю, что вы несете, — Игорь лихорадочными движениями натягивал второй ботинок. — Подкрадываетесь ко мне, таскаете за волосы… Вам правда в дурдом уже пора! Еще и ко мне какие-то претензии…

Анна Ильинична, уже вполне оправившись, поднялась с табуретки и стала пятиться к кухне:

— Ох, какой нежный — тронуть его нельзя! Я тебе всё могу делать, а ты меня не тронь! И ребенка с Танькой не тронь. Думаешь, я не знаю, кто такой змей — кто их подговорил меня сначала из того дома выжить, а теперь из этого? Дерьмо ты, и сына такого же вырастить хочешь, вот что я тебе скажу!