Песочный человек. Повести и рассказы - Владимир Иванович Миркин

Доктор подумал, что новый метод уже начал действовать и налицо все признаки трудового перевоспитания и переоценки жизненных ценностей. И отпустил Потехина и Наливайко!

На следующий день в наркологический кабинет сообщили о том, что Коновалов, Дудкин, а также Потехин и Наливайко сразу после условно-рефлекторной терапии напились до чертиков и все четверо загремели в медвытрезвитель.

Вот так и получается: как «в Ригу ни ходи», а выпить хочется.

Демократии захотели…

В кабинете нарколога раздался звонок.

– Это товарищ Моргуля? – прогремел из трубки густой бас.

– Ну, – вяло промычал доктор, с трудом отрываясь от бумаг.

– Что «ну»?! – грубо оборвал его голос, неожиданно срываясь на пол-октавы вверх. – Вы знаете, что на вас сигналы поступают от населения? Жалуются на ваше бесчувственное отношение к пациентам.

Доктор побелел от страха. Так обычно говорили очень большие начальники. Голос был властный. Поставленный, привыкший говорить инструкциями.

– А что случилось? – мертвым голосом пролепетал он.

– Что случилось… Вы извините меня за грубость, доктор… Вы газеты читаете, радио слушаете?

– Читаю, – испуганно ответил Моргуля.

– А вы знаете, что по всей стране развертывается волна демократии, ведется повсеместная борьба за свободу личности? А вы терроризируете своих пациентов средневековыми экзекуциями. Вы, кстати, за демократию, доктор?

– Я?.. – удивился Моргуля. – Конечно!!!

– Тогда непонятно, – продолжал голос, – почему вы даже за небольшую провинность своих пациентов так жестоко наказываете. Человек, может быть, нечаянно оступился, а вы ему сразу серу в четыре точки… Негуманно это.

– Позвольте, – торопливо начал оправдываться доктор, весьма удивленный осведомленностью говорящего о его методах. – Я работаю по инструкции, у нас диспансеризация, так сказать, своя специфика.

– Для вас диспансеризация дороже человека, работаете старыми методами.

– Как – старыми методами? – удивился Моргуля. – Наоборот, согласно новым веяниям, боремся с негативными явлениями… Как учит нас партия и народ… Одним словом, вы лучше меня знаете. Ведь вы из горкома? Я угадал?

– Сейчас ты у меня все угадаешь, – неожиданно грубым и бесцеремонным тоном ответил голос. – Я на тебя управу найду!

– Но позвольте! – обиделся доктор. – Я хоть и простой врач, но, извините, вам тоже никто не давал права разговаривать со мной в таком обидном тоне.

– А кто тебе давал право посылать письма ко мне на работу? Когда я уже отдохну от вашего учета?

Моргуля на миг оторопел.

– Так вы не из горкома! – наконец догадался он. – Вы – больной! – от злости лицо доктора покрылось красными пятнами. – Что за дурацкие шутки! – неожиданно перешел он на крик. – Я вас на пятнадцать суток посажу! В ЛТП отправлю. В порошок сотру!

В ответ на брань доктора в трубке раздался дикий хохот. Моргуля поморщился, как от зубной боли.

– Вам смешно, – продолжал он. – Но вы зря радуетесь. Я вас узнал по голосу. Как вас зовут? Похмелкин Александр Андреевич… Угадал? Нет… Вспомнил! Наливайко…

– Иван Дудкин, – зло ответил голос и бросил трубку.

– Нет. Я так не могу! – воскликнул Моргуля и положил трубку. – Сколько это можно терпеть. Вот, Марья Ивановна, – обратился он к медсестре. – Дожили… Каждая хамская морда может мне звонить по телефону, говорить, что ему в голову взбредет… И ничего… Никакой ответственности! Вот вам ваша демократия! Свобода личности!

– Да вы не волнуйтесь, доктор, – сочувственно произнесла Марья Ивановна. – Это кто-то из пациентов хулиганит. Может быть, Хмырев, мы ему недавно письмо на работу послали. Два месяца голубчик на прием не являлся. А может быть, Кузькин. Вы ему недавно серу в четыре точки назначили. Так он вас так ругал… грозился на вас в суд подать за насилие над личностью.

– Кузькин, Муськин, – разозлился Моргуля. – Я этого Дудкина в бараний рог согну! Тоже мне, Юрий Никулин нашелся. Я ему покажу кузькину мать!

Дверь неожиданно открылась, и в кабинет вошел пациент Кузькин Николай Иванович.

– Александр Иванович, – обратился он плаксивым голосом к доктору, – отмените вы эту серу, у меня больное сердце, ночью не могу заснуть… Ведь я уже старый человек… – Кузькин скорчил страдальческое лицо, пытаясь выдавить слезу. – Неужели вы верите, что я мог пропить гарнитур, – продолжал он трагическим голосом, пытаясь разжалобить доктора. – Неужели вы верите моей жене?.. Этой алкашке…

Моргуля поморщился:

– Чего вы хотите, Кузькин? Я же вам русским языком говорил, что лечение я отменять не буду.

– Серу отмените, Александр Иванович.

– Как же я могу ее отменить, – возмущенно произнес доктор, – если вы дебоширите по ночам, весь двор на уши поставили. Меня уже начальник милиции затретировал, просит принять меры. Уймите, говорит, вашего алкоголика. Везде только и слышишь: Кузькин да Кузькин. Сколько можно…

– Так это все враки, доктор, – возмущенно произнес Кузькин.

– Как – враки? – удивился Александр Иванович. – Все знают: если вы выпьете, Николай Иванович, то диким человеком становитесь. Прямо Рембо местного масштаба.

– Это я дикий человек, – обиделся Кузькин. – Это у вас, извините, Александр Иванович, методы лечения дикие, средневековые… Не зря говорят, вы как к нам приехали, так полгорода антабусом закормили.

Кузькин на мгновение оторопел, испугавшись собственных слов. Он понял, что допустил оплошность, – доктора в городе давно уже прозвали Антабусом за любовь к этому препарату. В кабинете воцарилась зловещая тишина.

Моргуля как-то весь изменился в лице и медленно встал из-за стола.

– Да, я люблю применять этот препарат! – с пафосом воскликнул он, отчего у него слегка замигал правый глаз. – И я этого не скрываю… Другого не придумали. А что мне прикажете делать с такими, как вы? Вот вы, Николай Иванович, – продолжал он, – еще две недели назад в этом самом кабинете давали клятвенное обещание мне и лейтенанту Сундукову, что не будете больше пить и безобразничать… И что же вы сделали?

– А что я сделал? – удивленно пожал плечами Кузькин.

– Как? Вы не помните? – доктор вытащил из стола справку из медвытрезвителя и замахал ею перед самым носом Кузькина. – Это надо так напиться, чтобы испортить мундир собственному участковому… уважаемому человеку… лейтенанту Сундукову. У вас совесть есть?.. Вам что, фонарных столбов мало, так вам милиционеров подавай…

– А при чем тут я? – обиделся Кузькин. – Вы, Александр Иванович, не знаете, а говорите. У меня тогда голова сильно болела… от гриппа. Да еще жара сами знаете какая. А тут, как на грех, товарищ Сундуков пришел со своей воспитательной работой. Тут меня от жары и затошнило… Ну, я «в Ригу и поехал»… И прямо, как назло, товарищу лейтенанту на мундир… – Кузькин приложил ладонь ко лбу, как будто у него еще болела голова.

– Вы у меня не «в Ригу», а в ЛТП поедете, без медицинской справки…