Сергей Гомонов - Изгнанник вечности, полная версия

— Знаешь, этот вопрос интересует и меня. Может быть, из-за активного прироста населения здесь, у нас, души из миров Нижних Ступеней формируют «куарт» быстрее, чем бывало прежде? Ну ступай, ступай: Ал тебя уже заждался. Дважды просил меня поглядеть в окно — не идешь ли ты!

Значит, Фирэ. Отчего-то имя младшего внука советника Корэя отпечаталось в памяти Тессетена. Странное имя. Ничего не означающее. Не бывало таких имен прежде…

— Зачем все-таки, братишка, ты полез на эту дурацкую скалу? — в сердцах выпалил Сетен, наблюдая, как его выздоравливающий друг после долгой неподвижности заново учится держать голову.

Ал посмотрел на него своим неподражаемым волооким взглядом и с насмешкой сверкнул глазом:

— Тебе не понять…

— А ты хотя бы начни.

Юноша посопел, попыхтел, побубнил себе под нос — наверное, его уже многие, в первую очередь родители, пытали этим вопросом… Какой контраст с Ормоной, его ровесницей: против нее он всего лишь глупый и неуравновешенный подросток, баловень судьбы! Особенно если вспомнить ее самообладание во многих жизненных коллизиях, которые уже успели случиться и в которых этот сопляк запросто потерял бы голову.

И наконец Ал сформулировал мысль, давно гложущую его самолюбие:

— Пойми ты, Сетен, тяжко жить, когда все от тебя чего-то дожидаются, заглядывая в рот. «Ал то», «Ал сё»! Куда ни поедешь на Оритане — везде успел отметиться этот Ал. Каким-нибудь «великим деянием», зима его заморозь вместе с деяниями! А я… а для меня он чужой! Не помню я его, ну вот ни на полфаланги не помню!

Ал с трудом согнул непослушные пальцы едва-едва разработанной руки; выстраданное и наболевшее теперь, когда прорвалось, било из его сердца ключом, словно обвиняя старшего приятеля в чьих-то ожиданиях, словно Тессетен был самым главным специально обученным вдохновителем обидчиков Ала, которые собирались в кланы и тыкали в несчастное юное дарование пальцем: «А ты когда потрясешь мир великим открытием, „куарт“ Ала?»

— Может быть, Паском вообще ошибся, приняв меня за того Ала? Ведь мы даже не похожи!

Юноша повертел головой в доказательство того, что они совершенно разные с тем Алом и в профиль, и в фас (а еще оттого, что мышцы шеи были слабы после болезни и работали плохо).

Он прав, подумал Тессетен, вспоминая известную, запечатленную многими, внешность великого соотечественника и его не менее знаменитой попутчицы, Танрэй.

Последние двадцать воплощений, не меньше, как свидетельствуют хроники, писавшиеся мудрецами еще до Потрясения, Ал приходил в этот мир в одном и том же облике с приметами обеих великих рас былой цивилизации аллийцев: он был среднего роста, благообразен, сероглаз — вернее, как описывали Ала очевидцы, «глаза его были цвета сумеречного неба», — всегда носил длинные пепельно-русые волосы и голос имел тихий, но приятный, умея завладеть вниманием людей, не повышая тона. Его слушались, его любили. Все, чем он занимался в своих жизнях, тот Ал за десятки лет доводил до абсолютного совершенства.

Но больше всего нынешних трепетных девиц вдохновляла его преданная любовь к своей попутчице, синеглазой красавице со смоляными волосами, дочери ори и аринорца. Так было всегда, они приходили в мир по собственной воле, когда и где желали, у своих постоянных родителей, заранее договариваясь о будущей встрече. Их смерти от старости были лишь недолгим расставанием, как необходимая поездка, после которой чувства лишь расцветают с новой силой.

Ничего этого не было теперь, после того жуткого дня, когда безвременно погибшая Танрэй взывала к нему, а он не смог смириться с судьбой Коорэ, их сына, и нарушил законы мироздания, вмешавшись… Все они были наказаны и растеряли друг друга…

Тессетен тряхнул головой, чувствуя в ней тяжесть, точно был объят своим мороком. К чему его так занимает чужая судьба? Ведь он даже не ведает своей собственной, но притом отчетливо воображает себе какие-то эпизоды из прошлых жизней друга! Зачем ему забивать мысли размышлениями об этом эгоистичном мальчишке, пусть даже «куарт» того — Ал, а сам он доводится Сетену хоть и дальним, но родственником? Приятель и без того привык, что все носятся с ним, как с наследной реликвией, вон какое самомнение раздул, самому уже плохо!

— И что же теперь? Я вообще никто, но ведь не иду прыгать со Скалы Отчаянных…

— Лучше уж быть никем, чем Алом! — саркастически усмехнулся Ал. — Живая, пропади она пропадом, легенда!

Сетен перевел дух, гася невольное раздражение. Тяжело с этими подростками!

— Ну что ж, братишка, когда вздумаешь сводить счеты в следующий раз, ты не мелочись — прыгай сразу с Самьенского моста в пороги. Если и выловят, то не ближе бухты. Мне пора.

— Да не хотел я сводить никакие счеты! — возмутился юноша. — Я наконец придумал, как можно вычислять приближение малых космических тел к Земле и заодно высчитывать сейсмическую активность в ее коре! Но для этого мне надо было установить радар на высокой точке, в открытой местности, чтобы нигде не фонило! Я тебе всю ночь говорил об этом устройстве, объяснял принцип его работы, а ты только патлами мотал! И вроде же трезвый был, почему ничего не помнишь?!

В глазах Тессетена блеснул интерес:

— Так вот что тогда сверкнуло у вершины!

— Да! Я уже почти спустился, когда наступил на заледенелый камень… Не заметил. Нога поехала и… — Ал поморщился. — Паском говорит, мне повезло, что я не переломал позвоночник.

— А еще тебе повезло, что ты не оставил свои гениальные мозги на камнях в ущелье, — буркнул Сетен. — Будто нельзя было подождать и установить эту штуку вместе с профессиональными скалолазами! Так работает это твое изобретение или нет?

— А когда бы я об этом узнал? Если бы был уверен, то дождался бы этих твоих… скалолазов!

— Тщеславие тебя погубит, мальчишка. Погубит тебя тщеславие! Ладно, выздоравливай. Зайду завтра…

— Сетен! Постой! Почему ты до сих пор не познакомишь меня со своей Ормоной?

— Успеется, — буркнул тот, не зная, как переводить фразы с языка жены на общедоступный и не навлечь на свою голову водопад уточняющих вопросов Ала. Тем более он и сам не понимал мотивов ее нежелания проведать троюродного братца. — Отдыхай, альпинист доморощенный!

Однако, выходя из палаты, Тессетен испытывал какую-то необъяснимую гордость за младшего приятеля. Да, мальчишка. Да, самонадеянный. Зато вон чего изобрел!

— А что это за люди? — с подозрительностью спросила Ормона, едва они после экзаменов на факультете вернулись к себе домой и вошли в зимний сад. — Я после утреннего нашего погрома и убрать ничего не успела…