Майкл Флинн - Эйфельхайм: город-призрак

Дитрих поспешил пересечь площадь к Масляному переулку, где нырнул в лабиринт улиц, ведущих к Швабским воротам. В последний момент он бросил взгляд назад и увидел, что к торговке рыбой присоединился мальчик — темноволосый парень лет двенадцати, проворный и хорошо сложенный, в рыбацкой робе. Дитрих помедлил еще мгновение, но, хотя мальчик и заговорил с матерью, он не поднял на нее взгляда, так что Дитрих так и не увидел его лица.

В течение нескольких дней, пока шумел рынок, Дитрих избегал появляться на Соборной площади. Он условился с медником вытянуть из привезенного слитка нить.

— При условии, — сказал ему Дитрих, — что вы вытянете ее достаточно тонкой, чтобы она прошла через вот это ушко. — И он передал предмет, который дали ему крэнки.

Кузнец присвистнул:

— Отверстие исключительно тонкое, но логично, что, чем тоньше будет нить, тем меньше меди я истрачу, так что у меня определенно будет стимул, — Он отрывисто засмеялся. Позади него на качелях сидел подмастерье с щипцами для протягивания проволоки и наблюдал, как торгуется его мастер.

— К какому сроку будет сделана работа?

— Я должен протянуть проволоку в несколько приемов, так, чтобы она не затвердела. Видите, сначала я размягчаю ее на огне и отбиваю кусок материала по волочильному каналу. Затем мой подмастерье зажмет его щипцами и будет раскачивать туда-сюда, с каждым взмахом вытягивая проволоку через отверстие. Но я не могу вытянуть ее такой тонкой сразу, иначе струна лопнет. — Дитриха не интересовали подробности работы медника. — Ведь, если она порвется, концы не скуешь молотом воедино. — Медник взирал на слиток с тайной алчностью. — Две сотни шагов… Три дня.

Через три дня ярмарка завершится, и Дитрих сможет покинуть город, полный излишне любопытных глаз.

— Это подходит. В назначенный срок я вернусь.

Он договорился также со стекольщиком о стоимости ремонта разбитых окон церкви, и тот пообещал весной подняться в горы.

— Я слышал, на вас там напала саранча, — сказал стекольщик. — Будет плохой урожай. Парень из монастыря Св. Блеза сказал, что по всему Катеринабергу он слышал стрекот саранчи. — Стекольщик поразмыслил еще немного и добавил, хитро подмигнув: — И он сказал, что монахи Св. Блеза изгнали демона. Тварь безобразного вида повадилась к ним в кладовые воровать еду. Так монахи одной ночью устроили ей западню и изгнали при помощи огня. Демон сбежал по направлению к Фельдбергу, но монахи таким же геройским образом спалили у себя полкухни. — Он расхохотался, запрокинув голову. — Сожгли полкухни у себя. Уф. Твои живут недалеко от Фельдберга. Ты не видал, там эта тварь гнездышко не свила?

Дитрих отрицательно покачал головой:

— Нет, ничего такого мы не видели.

Стекольщик подмигнул:

— Я думаю, что монахи отмечали праздник сбора урожая. Под этим делом я и сам полно демонов перевидал.

Когда ярмарка завершилась, фургоны отбыли в Хохвальд с кошелями монет, кусками ткани и удовлетворенной улыбкой на устах Эверарда. Дитрих не уехал с ними, ибо обещание медника оказалось чересчур оптимистичным.

— Это просто требует другого способа волочения, — настаивал мастер, — отверстие слишком маленькое, так что проволока постоянно рвется. — К такой завуалированной просьбе согласиться на более толстую нить Дитрих остался глух.

Ему не нравилась эта задержка, однако без проволоки крэнки останутся здесь навсегда, а он уже ясно мог себе представить, что это будет означать. Они, быть может, все же повесят его, если он попадется им в руки. Он жил в доме у часовни при соборе, обедал с Вилли и другими священниками, но никогда не выходил через южные ворота и не рисковал приближаться к реке Дрейзам, где вдоль высохшего по осени потока тянулись рыбацкие хижины. Он молился за женщину и ее мальчика — и за ее мужа, если она нашла себе такового, — и еще о том, чтобы он мог, по крайней мере, вспомнить ее имя. Время от времени он спрашивал себя, не ошибся ли в сути скабрезных шуток торговки. Все это как будто произошло не с ним. Все это похоронено под руинами стен Страсбурга, раздавлено копытами эльзасской кавалерии, вдали от Брейсгау. Потребовалось бы слишком много совпадений, что привели бы ее сюда. Слишком безжалостен тогда должен быть Господь.

Наконец, на день поминания св. Пирмина с Райхенау[137] проволока была готова, и Дитрих покинул город с партией шахтеров, направлявшихся к Рудной горе. Он сопровождал их, пока их дороги не разошлись у поворота на север к долине Кирхгартнер. Здесь он обнаружил караван из Базеля, ведомый евреем по имени Самуэль де Медина, состоявшим на службе герцога Альбрехта.

Дитрих счел де Медину скользким и надменным, но у того был большой отряд вооруженных телохранителей, нанятых во Фрайбурге и шествующих под командой капитана Габсбургов с охранной грамотой, подписанной Альбрехтом. Дитрих проглотил свою гордость и поговорил с управляющим еврея, Элеазаром Аболафией, который, как и его хозяин, говорил на испанском, сильно перемешанном с ивритом.

— Я не запрещаю вам идти с нами, — сказал ему тот с видимым раздражением, — но, если вы не сможете поспеть за нами, мы вас бросим.

Караван выступил на следующее утро, сопровождаемый звоном упряжи и скрипом колес повозок. Де Медина ехал верхом на подходящем его туше дженете, тогда как Элеазар сидел на облучке фургона, везущего массивный дубовый ларец. Впереди отряда ехало два тяжеловооруженных всадника, и столько же его замыкали. Остальные — пешие воины — шли вперемешку с другими путешественниками, время от времени поглядывая на фургон. Отряд включал в себя торговца-христианина из Базеля, доверенное лицо торговца солью из Вены и некоего Ансгара из Дании, паломника, облаченного в одежды с вышитыми символами тех святынь, которые он посетил. Он возвращался в Данию из Рима.

— Чума опустошила Святой град весь без малого, — сказал Ансгар Дитриху. — Мы бежали на холмы по первому знаку болезни, и Небеса сжалились над нами. Флоренция опустошена, Пиза…

— Бордо тоже, — сказал Элеазар с вышины повозки. — Чума появилась вокруг доков, и майер Бискайи предал квартал огню. Это было… — Он принялся загибать пальцы: —…На второе сентября. Но пожар спалил большую часть города, включая мастерскую моего хозяина — а также Шато дель Амбриеро, где остановились англичане. Принцесса Джованна должна была выйти замуж за нашего принца. Она уже скончалась от чумы, как мне говорили, но огонь поглотил ее тело.

Дитрих и паломники перекрестились, и даже евреи выглядели безрадостными, ибо чума косила христиан, евреев и сарацин с одинаковым равнодушием.