Юрий Нестеренко - Приговор

знал, что у нее не хватит сил делать это долго. Правда, раненый потерял

слишком много крови, и давление у него было заметно ниже нормы. Но все

равно, действовать надо было быстро. Нога вынырнула на свет без сапога,

оставшегося в стремени, но так было даже проще контролировать ее

состояние. Немного крови все же вытекло между пальцами Эвьет, но, когда

я прижал бедро раненого к его животу, кровотечение остановилось. Я

разрезал ножом штанину рыцаря по всей длине. М-да, бледно-синюшная кожа

покойника — ну а что я, собственно, ожидал… Но, пока я проводил

тампонаду раны, казавшаяся уже мертвой конечность начала потихоньку

розоветь.

— А удар-то был грамотный, — заметил я. — Эти ребятки недаром

решились напасть с ножами на конного рыцаря в доспехах.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Эвьет, вытирая запачканные

кровью руки о траву.

— Подожди, я полью тебе на руки из фляжки… Я имею в виду, что

целили именно в бедренную артерию. И те, что нападали слева, видимо,

тоже, просто у них сноровки не хватило. Сидящему на лошади не так просто

нанести удар именно с внутренней стороны бедра… Большинство людей

полагают, будто для жизни опасны только раны туловища и головы, но никак

не конечностей. Наш новый знакомый, несмотря на поколения своих

рыцарских предков, очевидно, придерживался того же заблуждения. Но не

эти дети неграмотных крестьян. А поскольку преподавать им анатомию было

решительно некому, узнать об особенностях артериального кровотечения они

могли только из личной практики. Полагаю, они промышляют здесь со

времени бунта, а то и дольше. Хорошо, что они не проявили достаточно

настойчивости и не пошли за своей ускользнувшей жертвой. Видимо,

все-таки не знали, что он неминуемо скоро свалится… Так, ну вот,

кажется, кровоснабжение ноги восстановилось. Теперь можно наложить

повязку и притянуть ее ремнем. Хм, как нам теперь его везти, вот в чем

вопрос. Мало того, что у нас нет второй лошади, так еще и просто

посадить его в седло — плохая идея. По идее, ему голову надо пониже, а

ногу повыше…

Раненый снова заморгал глазами.

— Получилось? — слабо спросил он.

— Пока вроде да, но ходить вы еще не скоро сможете. Вы знаете

ближайшее место, где о вас могут позаботиться? Или, лучше, куда можно

съездить за помощью, чтобы ее прислали сюда…

— Ближайшее? Я не знаю… я ехал в наш лагерь… нагнать армию…

она сейчас… сейчас она должна быть уже… простите, сударь… все так

путается…

— Эй! Эй, очнитесь!

Но на сей раз это был не просто обморок. Пульс, сделавшийся совсем

нитевидным, исчезал под моими пальцами. На лице и шее выступил холодный

липкий пот. Я дернулся было снять с него доспех, чтобы сделать массаж

грудной клетки, но тут же понял, что это бесполезно. Если это яд

омертвевших тканей, стимуляция кровообращения лишь ускорит неизбежное.

Через несколько минут я протянул Эвьет флягу, где еще оставалась

вода:

— Теперь ты полей мне на руки.

— Он умер? — поняла девочка.

— Да. Было слишком поздно… Зря только извел на него корпию. Ну

ладно, посмотрим, что мы унаследовали, — я вытряхнул на траву седельную

сумку мертвеца. — Ага, вот и кошель… увесистый! Десять… двадцать…

слушай, Эвьет, да мы с тобой богачи!… тридцать…

— Дольф!

— Ты только глянь — золотой двукроновик имперской чеканки! Времен

даже не последнего императора, а его деда! Видела такие когда-нибудь?

— Дольф, тебе не кажется, что это мародерство?

— Ему эти деньги все равно уже не нужны, — пожал плечами я. — В

отличие от нас. Сорок…

— Да, но… — голос баронессы звучал без прежнего напора. — У него,

наверное, остались наследники…

— Ты в самом деле считаешь, что мы должны все бросить и отправиться

их разыскивать? — усмехнулся я. — Сорок восемь крон одним только

золотом, включая имперские, а тут еще серебро и медь… Мы, кстати, даже

имени его не знаем.

— Имя, полагаю, можно узнать, — возразила Эвелина и потянула меч

покойника из ножен. — Если он такой богатый, скорее всего, это фамильное

оружие. Точно, вот герб! — она вдруг замолчала.

— Что-то еще не так?

— Это барон Гринард.

— И что? — мне эта фамилия ничего не говорила.

— Ты действительно зря тратил на него свою корпию, — жестко

произнесла девочка. — Это грифонец.

— Ты так хорошо знаешь все дворянские гербы в Империи? -

заинтересовался я. — А также кто из них на чьей стороне?

— Во всяком случае, гербы старых родов, — ответила Эвьет будничным

тоном. — У отца была копия Столбовой книги, зимними вечерами я любила ее

рассматривать… Ну, может, про всех-всех я и не помню, кто чей вассал,

но про Гринардов знаю точно. Их владения не так далеко от наших. В свое

время наши роды даже чуть было не породнились… Сестра моей прабабушки

вышла замуж за второго сына тогдашнего барона Гринарда. Но она умерла

при родах, и ребенок тоже не выжил. Так что у нас с ними нет общей

крови, — поспешно произнесла Эвелина, словно оправдываясь. — Их сюзерен

— Лангедарг.

— Если никто из них не переметнулся на другую сторону, — проворчал

я, тут же понимая, впрочем, что этот юноша с его прекраснодушными

понятиями о рыцарстве едва ли мог нарушить вассальную клятву.

— Только не Гринарды, — подтвердила и Эвелина. — Отец говорил, что

они — убежденные грифонцы. У них и родовой девиз — "Моя честь зовется

верность".

— Ну, родовые девизы замечательны тем, что придумывают их одни

люди, а живут потом под ними совершенно другие… Но, допустим, в данном

случае громкие слова соответствуют истине. Если бы точно такая ситуация

была у сторонников Льва, ты ведь считала бы, что это повод для гордости?

— Я и сторонникам Грифона в этом не отказываю. Принципиальность

достойна уважения, даже если это принципиальность врага.

— Но при этом, по-твоему, нам не следовало пытаться его спасти?

Тебя смутило, что я беру деньги у мертвого, но ты считаешь, что не нужно

спасать живого, который, по твоим же словам, достоин уважения?

— То, что враг достоин уважения, не означает, что его не надо

убить, — пожала плечами Эвьет. Я вдруг подумал, до чего дико звучит

подобная спокойная фраза из уст двенадцатилетней девочки. А хуже всего

то, что она, в общем-то, права. Во всяком случае, в том мире, который