Мария Орлова - Мэри Сью

— Это… книга…в общем она о том что автор идеализирует вселенную, а главный герой мудак. Ой, — девушка закрыла себе рот рукой.

— Интересное мнение, — учитель удивленно раскрыл глаза. — Обоснуйте.

— Там нигде не было сказано, что мир умрет если ворота открыть, — осторожно подбирая слова начала Ребекка и снова оглянулась на Мэй. Та одобрительно кивнула. — А значит, он просто струсил и предал любимую, — более уверено продолжила девушка.

— Но вероятность гибели мира все же была, — мистер Джонс присел на край своего стола.

— Точной информации не было.

— Весьма интересное мнение, — кивнул мужчина. — То есть вы считаете, что можно было рискнуть?

— Если бы по настоящему любил, рискнул бы.

— Мнение имеет право быть, спасибо Ребекка. У кого-нибудь есть другое мнение? — все молчали, а потом, уверенно вверх взметнулась одна рука.

— Прошу вас, Далила, — кивнул учитель.

— Я не согласна. Герой поступил так, как должен был поступить. Рисковать жизнью мира, ради одного уже даже не живого человека недопустимо.

— То есть, по-вашему, жизнь одного человека менее важна чем много жизней?

— Да, — с вызовом ответила девушка. — К тому же она все равно уже мертвая была.

— Вы затронули очень сложный философский вопрос Далила, — мягко улыбнулся мистер Джонс. — Жизнь индивидуума против жизни общества.

— Общество важнее, — уперлась Далила.

— Если это не твоя жизнь, — со смешком вставил Сильвио. — Или не жизнь кого-то из твоих близких.

— Это не имеет значения, — возразила Дадила, но голос ее звучал уже не так уверено.

— Мы сейчас не будем обсуждать этот вопрос, — пресек начинающийся спор Сит Джонс. — Сейчас мы от философии вернемся обратно к литературе. Еще есть желающие высказаться?

Класс молчал.

— Что совсем ни у кого больше нет своего мнения о прочитанном? — грустно спросил мистер Джонс.

— Да какое там мнение? — буркнул смуглый парнишка с первых парт. — Было бы что обсуждать. Бульварный романчик, ни смысла, ни стиля, так время занять, если его девать некуда. Обосновывать не буду, мистер Джонс, уж простите, — добавил он.

— А мне понравилось, — не согласилась Таманка. — Может и не шедевр, но уж всяко интереснее, чем ваш великий Коран.

— Сравнила, — фыркнул парень. — Коран — великая книга, основа одной из величайших религий.

— Зато написано по человечески и не надо искать глубокий смысл, которого нет.

— Тише, Олав сядь, — остановил парня учитель. — Это просто суждение, которое отличается от твоего. Учитесь выслушивать чужое мнение спокойнее.

— Но сравнить Коран с этим…., - в сердцах воскликнул Олав. — Это все равно что редиску с самолетом сравнить.

— Согласен, это книги действительно слишком разные, но мысль Таманки мне понятна. Еще мнения есть? Жаль. Хорошо, включайте компьютеры. Олав, будь добр прочитай вслух предложенное стихотворение.

Олав старательно и выразительно прочитал стихотворение, появившееся на экране и замолчал.

— Кто-нибудь предположит чье это стихотворение? — спросил мистер Джонс. Все молчали. — Что совсем никаких идей? — тишина становилась гнетущей.

— Шекспир, — тихо подала голос Мэй. — Сороковой сонет, если не ошибаюсь.

— Браво, мисс Смит, — восхищенно сказал учитель. — Порадуете меня еще чем-нибудь?

— Из Шекспира? — уточнила Мэй, — или вас вообще поэзия 16 века интересуется.

— 16 век? — шепотом переспросил Джон. — Блин, еще бы каменный вспомнили.

— Из Шекспира, — мужчина наклонил голову, выжидая.

— К чему здесь эти свечи?

Их жалкий свет — ничто в сравненьи с ней!

Из мира снов, созвездий и теней

Она явилась к нам на этот вечер…

Вы ангел, леди, сказочный алмаз,

Надетый гордым мавром напоказ.

Прости меня… ведь я, дурак, не верил,

Что вдруг однажды в стае воронья

Тебя я встречу, ласточка моя!

Я подойду… Шаги мои легки…

И украду тепло твоей руки.

Как мог я без тебя искать блаженства?

Любить других, когда есть только ты?

Мне звезды подарили совершенство

Твоей святой и чистой красоты! — процитировала по памяти Мэй, мистер Джонс задохнулся от восхищения. Максимум чего он ждал, это того, что новая ученица назовет хотя бы несколько произведений, а тут такое. Класс тоже молчал, но теперь уже пораженно.

— Ромео и Джульетта, — тихо добавила Мэй. — Монолог Ромео.

— Это просто… невероятно. Вы любите Шекспира?

— Ну не то чтобы прямо очень, — под взглядами всего класса Мэй смутилась. — Просто писал красиво и запоминается легко.

— У меня просто нет слов, — развел руками мистер Джонс. — Прекрасная память и прекрасные стихи, — Мэй благодарно кивнула. — Хорошо, вернемся к сороковому сонету, — вспомнил, наконец, о теме урока. Это действительно Шекспир. Кто-нибудь знает произведения этого автора?

— Ромео и Джульетта, — хмыкнул Джон.

— Да, а еще?

— Петрарка? — вякнул кто-то совсем тихо.

— Дорогие мои, ну это просто позор. Петрарка — это поэт живший в 14 веке, а Шекспир жил в 16. Ну, напрягитесь, Шекспир, великий английский драматург, поэт и актер.

— Да кто ж его знает то? Вы бы еще античность вспомнили, — буркнул Олав.

— И вспомню, в античные времена тоже жили великие поэты и их произведения дошли до нас. И не надо делать такое лицо, Олав. Прочтите сонет еще раз, вслушайтесь в музыку стиха, в его течение. Насладитесь игрой слов….

— Ну ты даешь, — подскочил к Мэй Джон, когда урок закончился. — Прямо таки гений.

— Да ну тебя, — отмахнулась девушка. — С чего я гений?

— Мари Сью, могу я попросить вас задержаться, — попросил директор. Мэй поморщилась.

— Догоняй, — Джон потрепал девушку по голове и вышел.

— Да что же это такое? — возмутилась Мэй, в который раз уже поправляя прическу, но мистер Джонс как будто ничего не замечал. — Кх кх, — напомнила она о себе задумавшемуся учителю.

— А. Простите, задумался. Мэри Сью…

— Пожалуйста, просто Мэри, — перебила Мэй. Мужчина удивленно посмотрел на девушку.

— Ненавижу свое полное имя, — пояснила она.

— А. Хорошо, Мэри, меня просто поразили ваши познания. Порадуйте меня, скажите, что Шекспир не единственная ваша любовь.

— Не единственная, улыбнулась Мэй. — Я вообще люблю поэзию. Впрочем, как и прозу.

— А каких авторов предпочитаете?

— Из современных, Луку, Бокса, Ивенко. У Ивенко не все нравится, только ранее, еще…, - девушка задумалась. — Да много кто еще, чаще отдельные произведения.

— А из классиков? Вы любите классиков?