Непобедимый Боло - Стивен Майкл Стерлинг

— Я о туземцах, — сказала Мартинс, подыскивая слова.— Они... как бы это... не боятся так, как должны были бы. А может, они не боятся именно нас. Хотя, увидев Марк III, они чуть не обделались со страху.

МакНаут пожал плечами:

— Как обычно; это всегда срабатывает.

Она кивнула:

— Сэр. — Кто-то же должен быть главным и принимать решения, а ее опасения слишком неопределенны.— Лучше бы разведать котловину впереди. Согласно картам там должен находиться довольно большой город, Сан-Пабло-де-Какакстла. Здесь нам достаточно горючего не раздобыть, а там должно что-то остаться, даже если сам город лежит в развалинах.

— Займись, — снова пожал плечами МакНаут.

Посреди большой круглой арены с пустыми сиденьями по окружности и каменными кольцами в противоположных сторонах, через которые во время священных игр бросали тяжелый каучуковый мяч, сидели на корточках пятьсот мужчин. Сейчас арена служила местом собрания. Мужчины были в основном молодыми и подтянутыми, волосы у всех были стянуты в тугие узлы на затылке; на всех была одинаковая обтягивающая одежда с рисунком под шкуру ягуара. Одежда, прически и нефритовые палочки, продетые у многих через губы или уши, придавали им какой-то архаичный вид, зато немецкие винтовки и гранатометы в их руках были вполне современными. Равно как и электронное оборудование, размещенное на стойке в одном из концов помещения.

Ягуар-Один закончил говорить; это был коренастый мускулистый человек, смуглый, с крючковатым носом. В его движениях все еще была заметна резкость, свойственная профессиональным солдатам, каким он и был когда-то. Когда со своего места поднялся Обрегон, он с искренним почтением отвесил ему поклон и знаком приказал помощникам убрать с каменного стола карты и дисплеи.

На Обрегоне теперь было ритуальное облачение: плащ из перьев, набедренная повязка, высокий головной убор с султаном и многочисленные подвески из золота и нефрита. Он поднял руки, и разом установилась мертвая тишина.

— Воины Солнца! — торжественно провозгласил он, и вооруженные люди подались вперед, не спуская с него блестящих глаз.— Когда мать нашего предка, святая Коатлику, носила под сердцем Леворукого Колибри, четыреста его братьев задумали его убить, но Высокое Дерево предупредил его. Как Олень-Семь предупредил меня о том, что враги на подходе.

Сидевший в первом ряду воинов Олень-Семь потупился, чувствуя на себе восхищенные взгляды.

Обрегон продолжал:

— И тогда Леворукий Колибри — Куитцикопочтль — сразу появился на свет; его лицо было покрыто боевой раскраской, в руках он держал оружие из бирюзы, на подошве его левой ноги были перья, а руки и чресла раскрашены синими полосами. Он убил четыреста Воинов Юга, и наш народ стал поклоняться ему, и он возвысил нас.

Последовал долгий одобрительный гул.

— Было это в день Пятого Солнца. Куитцикопочтль показал, как следует встречать врагов, и после этого наш народ стал великим. Но когда с моря пришли новые завоеватели, Первый Глашатай Народа Солнца, Монтесума, был слаб. Он не взялся за оружие, не убил их и не отправил вестниками на небо. Так закатилось Пятое Солнце. Но сейчас, здесь, родилось Шестое Солнце; мы вернулись к заветам наших предков. Вокруг голод и разруха, а мы становимся все сильнее. Последуем ли мы примеру Леворукого Колибри? Расправимся ли с захватчиками?

Теперь гул превратился в оглушительный дикий рев, эхо которого отразилось от пустых каменных скамей амфитеатра.

— Но прежде чем начать бой, мы должны воззвать к богам нашего народа с мольбой о помощи. Олень-Семь, приведи своего возлюбленного сына.

Юный разведчик поклонился и пошел к выходу. Его роль была чисто символической, как и той веревки, что тянулась от его руки к шее пленника. Два жреца с украшенными перьями резными масками, скрывающими их лица, держали руки связанного. Пленник был худым смуглым мужчиной с покрытым оспинами лицом; он был голым и дрожал. Он быстро и беспокойно оглядел амфитеатр, зажмурился и снова открыл глаза, словно надеясь отогнать открывшуюся перед ним картину. Он был не молод и не стар, жилист, как многие крестьяне, — типичный фермер с низины, которого мировой крах вынудил заняться разбоем.

— Пойдем, мой возлюбленный сын, — торжественно произнес Семь-Олень. — Ты должен доставить послание в страну по ту сторону Солнца. Радуйся! Ты будешь жить, как колибри в раю; ты не падешь в Миктлан и не погибнешь в Девятом Аду.

Потом он наклонился и что-то прошептал мужчине на ухо.

Видимо, пленник немного знал нахуатль или же просто понял, для чего предназначалось каменное возвышение, потому что начал кричать и биться, когда жрецы в перьях разрезали путы и уложили его на каменную плиту. Это тоже было частью ритуала.

Обрегон — Хозяин Горы, Первый Глашатай Народа Солнца, напомнил он себе, — вышел вперед и извлек из-за пояса обсидиановый нож с широким лезвием. Он достаточно набил руку и теперь уже не боялся, что удар будет неумелым или неуверенным, как в первые разы. Его университетской специальностью была геофизика, а не анатомия, но резкий удар в напрягшуюся грудь пленника был точен, как у хирурга. Лезвие из вулканического стекла, более острое, чем стальное, вошло с сухим треском, ломая кости. Не обращая внимания на выпученные глаза жертвы, он сунул руку внутрь грудной клетки, протиснул ладонь между трепещущими легкими и сжал сердце. Оно стукнуло в его руке один последний раз, похожее на полуспущенный воздушный шар, и затихло, когда он оторвал его от артерий.

Кровь хлестала фонтаном, пахла железом, медью и солью, густые теплые капли попадали ему на губы. Он поднял сердце к солнцу и в этот момент почувствовал абсолютный, блаженный, ничем не замутненный восторг. Когда он, весь забрызганный кровью, сжимая сердце в одной руке, а нож — в другой, повернулся к Воинам Ягуара, они издали короткий дружный крик.

— Мы накормили Солнце! — объявил он. — Так следует накормить и вас, воины Господа нашего.— Жрецы уже уносили тело, чтобы спустить кровь и разделать его. — Дымящееся Зеркало Господа нашего наполнит вас Его силой, и вы разгромите врага и приведете много пленников к алтарю. Да здравствует победа!

Воины поддержали его единогласным ревом.

— Выглядит неплохо, — едва слышно пробормотала Мартинс.

Вездеходы пробирались по дороге, напоминавшей американские горки; постепенно джунгли стали редеть. Травянистые луга, островерхие сосны и дубы пришли на смену более густой растительности предгорий. Температура снизилась, теперь даже в бронированных костюмах было не жарко. После нескольких лет, проведенных в пыли равнинной парилки, это казалось просто неприличной