Найдёныш - Павел Сергеевич Комарницкий

стекло кончались ничем. Вьюга имела все основания для ярости — весна наступала на пятки.

Бяша сидела возле окна, кутаясь в старую материну шаль — ту самую, в которую кутала её Варвара, взяв из небесной люльки… или, как называла её теперь сама Бяшка, спасательной капсулы. Сидела и смотрела в окно, неотрывно и пристально, будто силилась увидеть нечто незримое сквозь белую пелену.

— Ничего? — тихо спросила Варвара Кузьминишна. Девушка отрицательно мотнула головой.

— А если… если они услышат… как ты узнаешь о том?

Пауза.

— Не знаю… Никак. Узнаю только, если придёт корабль.

Вопрос «а если не придёт?» Варвара задавила в себе немедленно и торопливо, но на то и богиня Огды, чтобы нельзя было от неё утаить даже невысказанные мысли.

— А если не придёт… об этом варианте мы уже говорили.

Пауза.

— Я ведь слышу все ваши мысли, мама. И твои, и папины, и Охчена с Аськой. Вон Ванятка Охченыч втайне надеется, что меня не заберут… злится на себя за это, а всё равно мечтает. Терять того, кого любишь, очень трудно.

Пауза.

— Ма, помнишь ту книжку, что я читала ещё маленькой? «Тарзан» называется. Ну, это где человеческий детёныш оказался у обезьян…

— Помню, — Варвара кивнула.

Пауза.

— Я тогда ещё сказала, что эта книжка про меня.

Пауза.

— Он вернулся к своим, и даже стал популярен. Ещё бы, такая экзотика! У него появились деньги, много денег и красивых вещей… дорогих вещей. Вот только любви у него больше не было. Его любили обезьяны из его стаи. А люди… люди забавлялись как редкой игрушкой.

Взгляд нечеловеческих глаз в упор.

— Что, если это и моя судьба, мама?

…

— Н-но! Трогай!

Мохнатая якутская лошадёнка, колыхая раскормленным пузом, нехотя тронулась с места, увлекая за собой санки-розвальни, по среднерусским меркам довольно хлипкие — не розвальни, прямо нарты какие-то. Возница, мужик неопределённого возраста, заросший бородищей до глаз и облачённый в необъятную медвежью доху, неторопливо понукал конягу — не для скорости, разумеется, так, для порядку.

— Н-нооо! Шибчей, родимая!

Леонид Алексеевич, засунутый в меховую полость, как кукла в мешок, сидел позади возчика, опираясь спиной на неудобную доску, ногами же на собственный ящик с научным инструментарием. За головными санками следовали примерно такие же, в коих поверх мешка с сахаром и чаем был загружен помощник начальника экспедиции, бережно придерживая стратегическую канистру со спиртом. Третий экипаж вёз муку и шанцевый инструмент, таки добытый при помощи Тайшетского парткома. Не то чтобы товарищ проникся исключительной важностью государственного дела, но в самом деле — сколько тут ещё будут болтаться два столичных учёных чудика, подобно дерьму в проруби?

— Н-нооо! Шибчей давай! — для острастки возница даже дважды дёрнул вожжи. Лошадка сделала вид, что ускоряет ход. Нет, против самого факта движения она в принципе не возражала, раз уж поехали, так поехали, куда деваться… Но зачем же, я жутко извиняюсь, «шибчей»? Дорога впереди неблизкая, шибкости-то на всех учёных гостей не хватит… Все кругом взрослые, все всё понимают — вы делаете вид, что кормите, я делаю вид, что везу…

— Сколько дней нам до Кежмы добираться? — спросил Кулик первое, что подвернулось на язык.

— До Кежмы-то? Ну, почитай, до Дворец-села по тракту, это быстро. От Дворца до Кежмы дорога похуже, само собой… В общем, двадцатого точно тама будем. Неделя, короче если.

— И всю дорогу в снегах ночевать?

— Ну отчего беспременно в снегах? Покель по тракту едем, почитай, в кажном селе ночлег сыщется. От Дворца до Кежмы только трудновато с этим. Дикие места совсем.

— А до Ванавары?

Возница оглянулся, ухмыляясь во всю бороду.

— Да не про то сейчас спрашиваешь, вашбродь товарищ дорогой. До Ванавары-то тропа всё ж имеется, пусть не санями, так верхом добраться можно… Вот от Ванавары на север ежели — вот там точно каюк. И стол и дом в берлоге кажной!

…

«Сто двадцать пять… сто двадцать шесть… сто двадцать семь…»

Бяшка приседала, как заведённая, отсчитывая про себя. Вообще-то она раньше не заморачивалась вопросом, сколько раз присядет, счета не вела. Но если считать в уме, счёт перебивает все прочие мысли. И это очень хорошо, это как раз и нужно сейчас…

Как долго летит сигнал, посланный маячком спасательной капсулы? И как далеко? Ничего этого Бяшка не знала. Неживой мозг артефакта не был предназначен для просвещения девочки-найдёныша, угодившей в объятия диких аборигенов. Его задача была проста и ограничена — спасти того, кто находится в капсуле. То, что всё-таки удалось прояснить насчёт гипер-маячка, уже большая удача. То, что маячок удалось активировать, удача очень большая. А уж то, что капсула оказалась рассчитанной на функционирование в течении столь длительного времени — удача просто огромная…

Но всё это не имеет никакого значения, если не будет главной удачи. Если сигнал не услышат. Если её не найдут.

И уж крайнюю, самую распоследнюю мысль, насчёт судьбы Тарзана, она гнала от себя поганой метлой. Маме высказалась… маме можно. И хватит. Так можно раскиснуть, лечь пластом и тихо помереть. Нельзя терять надежду.

В дверь негромко, робко постучали.

— Чего тебе, Ивашка? — как обычно, богине Огды не составило труда определить, кто там скребётся за дверью.

— Бяша… можно войти?

— Ну входи, коли невтерпёж, — разрешила Бяшка, заканчивая упражнения. Вообще-то, если верить маме, нехорошо, когда уже большой мальчик видит девушку голой, но почему именно это нехорошо, Бяшка так и не прояснила. В самом деле, странно — в бане можно видеть, а вне бани нельзя?

Иван Охченыч был непривычно тих и задумчив. Мысли его тоже были как на ладони, однако Бяшка ждала, когда малый изложит их вслух.

— Бяша-Огды… я хочу повиниться перед тобой, — собрался с духом тунгусёнок. — Я не хочу, чтобы за тобой прилетели. Я не хочу, чтобы ты улетала. Я знаю, это неправильно. Тебе надо жить со своим народом. Тебе там будет лучше… И всё равно не хочу.

Бяшка, уже обмываясь тёплой водой, улыбнулась, светло и ласково.

— Ты ни в чём не виноват, Ивашка. Ты просто не хочешь, чтобы я исчезла из твоей жизни.

— Да… Я люблю тебя, Бяша-Огды!

Бяшка, натягивая через голову сарафан, сдержала совсем неуместный сейчас смешок.

— Уж не хочешь ли ты на мне жениться?

Мальчик вскинул глаза.

— Я глупый, Бяша-Огды. И потому спрошу глупо. Скажи… а твои родичи не могут… ну… забрать нас всех? Всех-всех — и Вана Ваныча, и тёту Вару…

Улыбка сползла с лица богини Огды. Она медленно присела, взяла лицо юного тунгуса в ладони.

— Скажи, Ивашка… ты согласился