Темна вода во облацех - Александр Федорович Тебеньков

class="p1">Все гении — безумцы. И все экстрасенсы — тоже. Слабый экстрасенс — в легкой степени, сильный — в большой.

И сегодня Банник заразил его своим безумием.

Ну да, с кем поведешься, от того и наберешься. От того подхватишь блох, от этого — грипп, а кто-то наградит тебя способностями экстрасенса... Веселенькая перспектива, черт дери.

Вот ведь интересно, некогда в беседе с Афанасьевой у него вырвалось вполне искренне: «Ах, Нина Васильевна, много бы я дал, чтобы мне снились ваши сны!»...

Теперь, когда он умеет руками творить огненные шары, и его начнут посещать странные сны? И он сможет чуять нефть на глубине, передвигать взглядом предметы и поджигать бумагу, лечить возложением рук, предвидеть будущее, проникать в мысли других людей?..

И еще вспомнилось, как та же Афанасьева цитировала Евтушенко: «Наделили меня богатством, не сказали, что делать с ним»... После его слов, что экстрасенсорные способности — это дар.

Но коснулось самого, так сразу задумался, занервничал, запереживал — а дар ли это?

За все годы себя-то он исследовать не додумался. Других — да, себя — нет...

Баринов снова, в который раз, потянулся за сигаретами. Пачка оказалась пустой... Ну, вот и намек — пора домой.

И вдруг его словно кольнуло — как он забыл, ведь шар по-прежнему должен висеть в дальнем углу лабораторного зала!

Он торопливо поднялся, почти бегом поспешил туда, где оставил его по команде Банника.

Черт, какая неосторожность! А если бы кто заметил?.. Впрочем, во-первых, в суете всем было не до того, чтобы глазеть по сторонам. Во-вторых, мало ли что увидишь в лаборатории, постороннему тут все может показаться странным. Правда, Долгополов и Шишков не посторонние. Ну, Шишков уехал с реанимационной бригадой, а Долгополов... А куда же делся Валерий Иванович? И вообще, появлялся ли он здесь после того, как Баринов отослал их по окончанию сеанса?

Шара в углу не оказалось.

Баринов тщательно осмотрел все вокруг, даже задернул шторы от солнца, бившего в окна.

Значит, действительно самоликвидировался. Как и те шары, что выходили из рук Банника... Баринов усмехнулся нечаянной игре слов. «Из рук Банника» — не простая фигура речи.

Он открыл металлический шкаф. Все верно. Банниковского шара тоже не было. Значит, все в порядке. Здесь больше делать нечего. Рабочий день закончился как-то не так, но закончился же.

Да, опять чуть не упустил!

Он забрал с этажерки кассеты, магнитные ленты и бумажные ленты самописцев с записями последнего сеанса, запер в сейфе.

Пора домой. За полгода с небольшим он привык к своему коттеджу, если в мыслях стал называть его домом. Если вспомнить англичан, то действительно, коттедж стал своеобразной крепостью, значит — домом.

Только перешагнув порог, Баринов понял, насколько он сегодня устал. И пожалуй, не столько устал, сколько вымотался вконец. Даже контрастный душ не помог, хотя, конечно, освежил и взбодрил.

Баринов откинул дверцу бара, с сомнением посмотрел на бутылку коньяка. Вроде бы и нужно встряхнуться дополнительно, а ну как в сон пробьет?.. Сегодняшний день надо хотя бы вчерне додумать до конца. И он решительно дверцу захлопнул

Вот кофе сварить не мешает — побольше и покрепче. Скажем, двойную порцию. А уже в него добавить малую толику коньяка.

Итак, экстрасенсорная способность проклюнулась только сегодня, без всякого сомнения. Допустимо, что она присутствовала в нем скрытно с самого рождения. Но не была востребована — и не проявлялась...

Теперь — почему у него и почему сейчас.

Если такое доступно доисторическому африканскому колдуну, то почему не может быть доступно ему?.. А именно сейчас — да время пришло! И гипнотический контакт с носителем такой же способности поспособствовал... Не принимать же всерьез брошенную Банником мысль о «заразности». Спровоцирована — это да... Хотя его идею стоит додумать до конца.

Та-ак, а могут в нем быть скрыты и другие экстрасенсорные способности?

То есть, взяться за проверку.

И что же, теперь самому становиться подопытным кроликом?

Ночевать в лаборатории, опутанному проводами и оклеенному датчиками, позволять кому-то беспрепятственно копаться в мозгах и тому подобное...

Фу ты, ну ты, дуги гнуты! Ни хрена себе, перспективочка!... Это с кем-то другим можно вот так, по хозяйски и снисходительно — да что вы сомневаетесь, да чего вы боитесь, да это же не больно, это же безопасно, это же на пользу вам и науке... Ага, на пользу! Вот только кому на самом-то деле?

Ну да, физически, быть может, и не больно, и безопасно, а вот хоть раз он задумывался о моральной, нравственной, этической стороне всех этих экспериментов? Ну да, активно проповедовал мысль, что главное — «не навреди», и сам лично в это верил. Пока касалось других. А коснулось себя самого, дорогого и любимого... И сразу очень не захотелось становиться морской свинкой или кроликом.

Баринову стало как-то не по себе, он даже зябко поежился.

Но, в общем-то, ничего не остается, как переходить в статус объекта для исследования. Только кто будет исследовать?..

И мысли опять вернулись к Баннику. Теперь ясней ясного, до конца понятно, почему тот, не доверяя никому, сам лично принялся ковыряться в своих мозгах. А когда загнал себя в угол, в полнейший тупик, помощи решился просить лишь у одного человека — у него, у Баринова... От безысходности? Да, конечно. Но и не только. Выбор у него был: не менее опытных, грамотных специалистов — масса, пруд пруди. Особенно с его-то возможностями. Но доверился только Баринову... Почему? Потому что знал, что он не способен обратить во вред полученные знания.

Ну что ж, спасибо, Николай Осипович, весьма лестно и приятно — пусть даже вот так, опосредствованно, узнать о себе мнение такого рода.

И новый поворот сюжета — это доверие требуется оправдать. Хочешь — не хочешь, а оправдать. Перед ним, перед собой...

Хорошо, рефлексировать мы можем долго и много, а вернемся-ка мы к сугубой конкретике.

Едва ли, конечно, кто-то мог подглядывать, и все же Баринов еще раз проверил и поправил тяжелые шторы в кабинете, плотнее закрыл дверь.

Сел на одинокий стул посреди кабинета, настроившись, сосредоточенно проделал необходимые манипуляции...

Шар появился. Оказался он крупнее и ярче предыдущего, видимо, потому, что Баринов и «заказал» его поярче и побольше.

Оставив шар висеть в воздухе, он встал, выключил свет...

Зрелище, конечно, фантастическое. Особенно, если знать всю подоплеку. А если нет, так ничего особенного. Ну, непривычной формы светильник, вот и все.

Баринов осторожно обошел шар со всех сторон, рассматривая цепко и внимательно.

Нет, все же вид крайне